Келли Маквильямс - Агнес на краю света (ЛП)

— Ты прав, Кори Джеймсон, я не люблю тебя. — Она откинулась назад, держа в руках клейкую ленту. — Но ты мне нравишься настолько, что я никогда тебе не солгу. Это уже кое-что.

Ей показалось, что он улыбнулся, но трудно было сказать наверняка. Она взяла серо-стальную полоску скотча. Глаза Кори закатились. Он снова потерял сознание.

На этот раз Кори не пришёл в себя от боли.

Убедившись, что остановила кровотечение, Бет принялась искать, чем бы занять свои мысли. Если она оставалась неподвижной дольше минуты, воспоминания о бункере захлестывали ее. Она подумывала о том, чтобы попытаться уснуть — видит Бог, ей нужен был отдых, — но это было бы глупо, если бы вообще удалось.

Поэтому она направила всю свою энергию на бесстыдное вторжение в личный кабинет Пророка. А почему бы и нет? Он не заслуживал частной жизни после того, что сделал.

Замок было легко взломать. Достаточно было лишь треснуть деревянной ручкой от метлы.

Внутри все было так удручающе по-мужски. Кожаные книги, запах дыма и в серой дымке рассвета голова оленя устрашающе висела на стене. Мертвые, остекленевшие глаза следили за ней, пока она осторожно передвигалась по комнате.

«Я могу трогать все, что захочу, потому что он не вернется. Скорей всего, никогда».

Стол был завален бумагами — картами, чертежами и десятками газет с заголовками:

ГОРОДУ УГРОЖАЕТ ВИРУС, ВЛАСТИ В ЗАМЕШАТЕЛЬСТВЕ;

НЕКОНТРОЛИРУЕМАЯ ЭПИДЕМИЯ;

ПРИКАЗАНА ЭВАКУАЦИЯ.

Бет просмотрела бумаги, но они ее мало заинтересовали.

Она хотела знать, что здесь произошло. Почему Пророк обрек свой народ на тьму, а возможно, и на смерть?

Мысленно она слышала Мэри, Фейт и Сэма. Они выкрикивали ее имя.

Она сгорбилась, зажав голову между колен. Через мгновение тошнотворное чувство вины сменилось глухим ревом. Но ее гнев удвоился.

Она яростно распахнула ящики стола Пророка — ножи для писем, использованные обертки от жвачки, пластмассовая мухобойка… и, наконец, обнаружила книгу в кожаном переплете.

Дневник.

На самом деле дневников было два. Красивые, старые на вид тома с размашистым курсивом внутри. Она вспомнила все часы, которые провела, записывая каждую запретную, тайную мысль на страницах своего дневника, и почувствовала прилив возбуждения.

Она нагло уселась в изящное кожаное кресло Пророка. Олень продолжал за ней наблюдать.

Бет читала, затаив дыхание. В этих книгах содержалась история Ред-Крика, и она была удивлена, что никогда не слышала ничего подобного раньше. Но ведь Ред-Крик — это конец истории, а не сама история. Зачем рассказывать истории о прошлом, если оно скоро превратится в дым?

История началась с первого дневника, который принадлежал вовсе не Пророку, а его деду Иеремии. Она читала, сидя на краешке стула, потому что узнала эту историю. Или, во всяком случае, кое-что из нее.

И она нисколько не удивилась, обнаружив, что все дороги ведут обратно к Агнес.

Наконец-то Агнес.

«Меня зовут Иеремия Роллинс, — начиналась книга. — Когда я был маленьким, земля, деревья и даже звезды начали петь…»

Бет замерла, вспомнив далекое детство, когда Агнес рассказывала ей странные истории — о звуках, обо всем на свете. Она часто рассказывала ей о жужжании земли. О том, как камни и валуны поют иначе, чем почва, как почва и вода сливаются в мутный, туманный стон. Как шепчутся облака, и звенит солнечный свет. Она решила, что это игра, сказка, придуманная для развлечения.

И, в конце концов, Агнес выросла… и истории прекратились.

Но какая-то часть Бет всегда задавалась вопросом, действительно ли Агнес могла слышать эти вещи… и если да, то, возможно, все еще слышала.

Бет помнила каждую частичку этих сказок, храня воспоминания, как белка — орехи на зиму.

Теперь пришла зима, и она знала, что каждое слово было правдой.

Агнес была пророком.

Самым настоящим.

И возможно, Иеремия Роллинс тоже им был.

— Твою мать! — Бет выругалась как Кори, теперь уже потерявший сознание; ее руки крепко сжались вокруг кожаного корешка дневника. — Твою мать, твою мать, твою…

АГНЕС

Небеса проповедуют славу Божию,

и о делах рук Его вещает твердь.

— Псалом 18:1.

На третий день пребывания в Извне Агнес проснулась рано с сильным желанием почистить зубы.

Она забрела на импровизированную кухню и обнаружила, что фильтры для воды сухие, как кость.

Настала очередь Макса таскать ведра из колодца, но она не удивилась, обнаружив, что он задержался внутри и смотрит кино. Она быстро обнаружила, что Чужаки не привыкли к физическому труду и будут избегать его любой ценой.

— У меня болит голова, — объяснил он, не отрываясь от телефона.

В библиотеке было полно работы по дому. Колодец требовалось посещать дважды в день, и Матильда настояла, чтобы воду вскипятили, а затем очистили йодом. Они стирали белье вручную и должны были творчески подходить к приготовлению пищи, с небольшим количеством припасов и только заряженной батареей походной плиты. Каждый день они тщательно проверяли все, что у них было, от свечей до последней банки бобов, и время от времени Дэнни и Матильда, которая всегда носила с собой винтовку, патрулировали местность в поисках красных существ.

Работа по дому была легкой по сравнению с обязанностями Агнес в Ред-Крике, но подростки-Чужаки постоянно жаловались. В каком-то смысле это было освежающе. Они, похоже, не думали, что Бог — или патриарх — поразит их за это.

В остальном это было раздражающе. Например, когда ей больше всего на свете хотелось умыться и почистить зубы.

Из ушей Макса свисали провода. Она могла только слышать топот крошечных киноголосов, шепчущих выдуманные драмы. Экран телефона вспыхивал калейдоскопическими цветами.

Она понятия не имела, насколько Чужаки привязаны к этим устройствам. И это несмотря на то, что Интернет был отключен, сотовая связь была прерывистой, а сайты социальных сетей давно закрыты.

Макс смотрел предварительно загруженные фильмы, Джазмин играла в обширную коллекцию видеоигр, а Дэнни постоянно включал музыку в уши, озабоченно склонившись над своими медицинскими книгами.

— Мы с Иезекиилем можем сходить за водой, — застенчиво сказала Агнес.

Макс смотрел на нее, пока фильм мерцал, не потрудившись снять наушники. Его красивое лицо было лисичьим, глаза — черными и широко раскрытыми. Ему и Джаз было по семнадцать лет. В это трудно было поверить, потому что Агнес знала четырнадцатилетних жен с большей серьезностью, чем они оба, вместе взятые.

— Господи, это было бы здорово, — протянул он, как всегда, с легким сарказмом. — Но тебе лучше взять ружье. Раньше ты жила, словно у Бога за пазухой. Ты когда-нибудь видела ходячего красного человека?