Максим Майнер - Норвуд

– Тогда соберём круг, – мрачно произнёс Алистер, глядя на окровавленное лицо брата. Тому нет-нет да прилетали оплеухи от разгневанных бойцов.

Слова мужчины нашли поддержку среди людей, и меня оглушил очередной слитный вопль.

– Завтра, в полдень, – девушка поглядела на небо сквозь решётку, – мы устроим круг… Сегодня уже недостаточно солнца…

На мой взгляд, света вполне хватало, но спорить по таким пустякам глупо.

Решение было принято – бойцы ловко подхватили Кристофера под руки и потащили наверх. Рэд громогласно командовал людьми, Алистер шёл понурив голову, а Ри вытирала крупные блестящие слёзы, который вновь потекли по щекам девушки.

Вскоре в темнице остались только мы с Младшим и Леко с Лонгусом, который что-то бормотал в бреду. Остальные отправились обыскивать покои Кристофера, а я решил не тратить на это время – почему-то появилась уверенность, что среди вещей обязательно найдутся самые неопровержимые доказательства его вины.

Я облокотился о стену – холод камня прокрался под одежду, прибавив бодрости. Хотелось всё хорошенько обдумать в тишине и собрать в кучу разрозненные мысли, но Младший имел другие намерения.

– Вот дела творятся, ага?! – паренёк жаждал обсудить последние события, и даже слегка подпрыгивал на месте от нетерпения: – Кому рассказать – не поверят! Ты как думаешь, приговорят завтра Кристофера или нет?

– Не знаю, – коротко ответил я. Похоже, у Младшего тоже не было сомнений в результате обыска.

– А как думаешь, что Колено сказал перед смертью? – паренька распирало от желания поговорить. – Я вот думаю, что он сказал…

– Он сказал: «Я помню, госпожа, – прервал словесный поток я, – восемь к копью, шесть к небу и два к щиту».

– Откуда знаешь? – глаза Младшего округлились от удивления.

– Услышал.

Парнишка недоверчиво посмотрел на меня.

– И что это значит?

– Понятия не имею, – я оттолкнулся от стены, – но обязательно выясню…

– Раз! Два! Три!

Счёт сопровождался свистом, с которым тонкие прутья, смоченные водой, рассекали воздух.

– Четыре! Пять! Шесть!

Почти у самых ворот, уткнувшись лбами в горячие камни стены, стояли молодые беллаторы – обнажённые по пояс, они покорно принимали резкие удары, оставлявшие на их коже розовые полосы.

– Семь! Восемь! Девять!

За наказанием наблюдали остальные воины, а счёт вели сами провинившиеся. Невнимательность дорого им стоила: невысокий, но очень плотный боец поочерёдно лупил каждого по белой спине – с оттягом, с подскоком и с большим удовольствием.

Я смахнул выступившие слёзы – стоило подняться наверх, как солнце ослепило глаза, успевшие привыкнуть к полумраку подземелья. Удушливая жара – после свежести темницы она показалась особенно жгучей – дыхнув горячим воздухом, мигом высушила влагу с одежды и волос.

– Ух, жарища… – Младший, с интересом наблюдавший за экзекуцией, опустил голову в бочку с водой, а после, отфыркнувшись, спросил: – Что делать-то будем?

– Вернёмся в дом, – ответил я. – Туда, где произошло отравление.

Думаю, пока остальные заняты поисками яда в покоях Кристофера, мне стоило осмотреть обеденную залу. Когда мы пытались спасти умирающего старика, было не до осмотров, но теперь, возможно, я смогу заметить что-нибудь важное.

– Понял, – Младший не стал интересоваться моим мотивами и тряхнул головой, разбросав вокруг капли воды.

Прежде чем уйти, я посмотрел на беллаторов, надевавших одну за другой старые кольчуги – похоже, наказание не ограничивалось поркой. Теперь, судя по возгласам товарищей, бедолаги будут нести службу в этих «одеждах», которые хоть и зияли прорехами, но весили немало. Да и жара, опять же…

От наблюдения за судьбой провинившихся воинов меня оторвал детский голос – приглушённый и очень знакомый, он доносился из-за ворот, закрытых сразу после нашего приезда в усадьбу.

– Дяденька, ну пустите нас внутрь, чего вам стоит-то?

Ответа я не расслышал, но зато заметил, как напряглись беллаторы, стоявшие неподалёку. Наказание, которому подверглись нерадивые, заставило остальных серьёзнее относиться к собственным обязанностям – один даже взялся за рукоять короткого меча, словно готовился отражать нападение.

– Дяденька, я кушать хочу! – заканючил ребёнок. – И пить! Что же ты, как упырище-то?

«Золька, – последнее словечко помогло узнать говорившую. – Но как она здесь оказалась?»

Не скажу, что именно повлияло на стражника – жалость или стыд из-за сравнения с упырём – но небольшая калитка, вырезанная в одной из воротин, со скрипом открылась, и в проёме показалась круглая мордашка.

– Благодарствую, дяденька, – девчушка величественно кивнула и переступила высокий порог. – Я не забуду твоей доброты…

Следом протиснулись ещё двое моих знакомцев: стражники Дэвид и Росс. Прошедшие дни благотворно сказались на мужчинах – в чистой одежде, с зажившими ссадинами, они совершенно не напоминали тех побитых бедолаг, которыми были в деревне. Похоже, гостеприимство селян пошло им на пользу, правда, не совсем понятно, зачем они попёрлись сюда, да ещё и прихватили с собой ребёнка.

– Здесь стойте, – буркнул стражник, просунув голову. Венчавший её шлем весело звякнул, зацепившись широкими полями за дверной проём. – Никуда не ходите, пока старшие не разрешат.

Беллаторы, осознав, что опасности от гостей ждать не стоит, заулыбались – Золька, уставшая и немного чумазая, выглядела довольно забавно.

– Какие такие «старшие»? – девчушка тяжело вздохнула и, нахмурившись, посмотрела по сторонам. Заметив мужчин в доспехах и при оружии, она спросила: – Кто тут у вас старший?

– Ты чего, козявка, сама не видишь? – произнёс один из воинов. – Вот эти молодцы! – он указал обрубком пальца на провинившихся. – Видишь, сколько на них брони? Специально столько нацепили, чтобы случайно не пораниться!

Золька недоверчиво посмотрела на собеседника, но всё-таки сделал небольшой шажок к покрасневшим беллаторам.

– Не слушай ты его, внучка, – улыбнулся седой боец. – За старшего у нас Рэд, но его здесь нету. Ну, или сами Ван-Праги, но их лучше по пустякам не беспокоить. Так что жди пока, внучка. Можешь, вон, – мужчина кивнул на меня, – господина интерефектора попросить, чтобы он тебе что-нибудь интересненькое рассказал…

Девчушка заметила меня, замерла на мгновение, а потом сорвала с головы крохотный чепчик, скрывавший рыжие волосы, и завопила:

– Норвуд!

Башмачки застучали по утоптанной земле и редким камням, оставшимся кое-где, как память о мостовой. Спустя мгновение, Золька крепко стиснула меня в объятиях, заполучив на лоб роскошную царапину – символ столкновения покрытого веснушками лба с кольчугой и моими рёбрами.