Мика Ртуть - Сумрачный дар [СИ]

Кажется, барон Наба дрогнул — а может быть, ей только показалось. Сейчас ей было все равно. Лишь бы только больше никого не убивать…

Вместо нее о покушении на Каетано рассказал Энрике — кратко, без лишних подробностей и обвинений. А Шуалейда все пыталась успокоиться и снова забыть мертвых зургов, ураган, перепуганных солдат и собственную жажду. Кажется, она сквозь слезы жаловалась, что не хочет больше убивать, никого, никогда… что она — не темная, она не хочет…

— Ты не виновата, Шу, — утешал ее Кай. — Ты убила зургов, но спасла наших подданных! Вот, смотри, барон и его сын живы только благодаря тебе! Ведь баронство Наба — рядом с Олойским ущельем, зурги бы разорили его подчистую! А что было бы с одаренным шером Наба-младшим, попадись он в лапы зуржьих шаманов, страшно даже подумать!

Шу только успела подумать, что Кай — молодец, надо дожимать проклятого барона. И плевать, что она своим вмешательством и этой истерикой наверняка покалечила его психику. Связь-то не разорвана, и что сейчас барону отчетливо видятся все страхи Шу, только применительно к его собственной семье…

Эти соображения помогли Шу взять себя в руки и начать мыслить здраво, несмотря на слезы ручьем и всхлипы.

А вот барон Наба разрыдался. Напор эмоций смыл все наносное — расчеты, самооправдания, даже гнев — и оставил чистое раскаяние. До него дошло, что он не просто предал собственного короля, но и отплатил черной неблагодарностью тем, кто спас его семью и его земли. И что только волей богов не случилось непоправимое!

— Мне нет прощения, сир… — Наба бросился в ноги Каетано и принялся каяться.

Искренне.

Наверное, Шу стоило порадоваться: чудо свершилось. Но у нее не получалось. Слишком тяжело ей далась эта проклятая интрига. Первая, всего лишь первая! Ведь они с Каем даже не успели добраться до столицы, а их уже пытаются убить.

По счастью, ее участия пока не требовалось. Все нужные слова сказал Каетано. Нет, он не простил барона и не кинулся ему в объятия — он Суардис, а не томная экзальтированная барышня. Как и положено будущему королю, Каетано высказал барону все. И о позоре древнего рода, и о преданном доверии, и об ответственности перед собственными детьми. Ведь его сын — светлый шер, он приносил присягу Суардисам перед лицом Двуединых!

— Мануэль не знал, ваше высочество, клянусь, мой сын не виноват! Я один… я отвечу за все!.. Пощадите мальчика!..

Наконец-то слезы Шуалейды сменились здоровой злостью.

— Вы серьезно, барон? Серьезно думаете, я бы спасла… Мануэля… — Она запнулась перед именем младшего Наба. Хорошо, что она узнала его сейчас, а не перед дуэлью, человека с именем убить гораздо сложнее. — Спасла, чтобы отправить на плаху? Ваш сын не виноват, что его отец — предатель и дурак!

Она снова всхлипнула и зло утерла слезы белоснежной вышитой перчаткой, перепачканной кровью Мануэля Наба. Имени самого барона она не помнила и помнить не хотела. Предатель — он и есть предатель.

— Неужели вы рассчитывали на благодарность Ристаны? — продолжил вместо нее Каетано. — Она — Суардис. Она не оставляет предателей за спиной. Не удивлюсь, если гильдия уже приняла заказ на вас.

— Разумеется, приняла, — кивнул Энрике. — Барон должен был умереть сразу после вас, сир. Гильдия практична, оба заказа достались одному мастеру теней.

Это известие добило барона. Он опустил плечи и закрыл лицо руками. А Шу поразилась: в столь почтенном возрасте — и такая наивность! Ведь он искренне считал себя в безопасности!

— То есть раз мастер теней убит — заказ считается неугодным Хиссу? — уточнила до того молчавшая Бален.

— За вторым дело не станет, — покачал головой Энрике. — Не факт, что все семейство Наба доживет до плахи.

Барон вздрогнул и полыхнул страхом.

Что, только сейчас дошло, что за измену королю карают весь род?

Однако барон быстро взял себя в руки. Собрался. И попробовал торговаться, хорошо хоть, не открыто.

— Ваше высочество желает?..

— Письменного признания, заверенного настоятелем храма Светлой и Магбезопасностью, — ответил Каетано. — Затем вы уедете в поместье и останетесь там до моего распоряжения. Возможно, Темный Хисс явит милость, и гильдия ткачей не возьмет второго заказа на вас. Молитесь ему.

— А мой сын? Мануэль?

— Ваш сын получит шанс искупить вашу вину службой лично мне.

— Заложником…

— Живым и не запятнанным предательством. Это лучше, чем плаха, не находите?

— Нахожу. Я ошибся, посчитав вас наивными детьми, сир. Могу лишь молить Двуединых, чтобы мой сын не повторил этой ошибки.

— Не портите впечатление лестью, барон, — поморщилась Шу. Она уже вполне успокоилась, содрала к ширхабам лысым окровавленные перчатки и даже проверила младшего Наба, чтобы не вздумал очнуться не вовремя. — У вас будет возможность поговорить с сыном. И дайте ваш ментальный амулет. Как давно он у вас?

— Десять лет, ваше высочество. — Барон, так и не встав с колен, протянул Шуалейде топазовую брошь, которой был заколот его шейный платок.

— А тот амулет, который вы передали Мастеру Ткачу, вам дал сам Бастерхази?

— Нет, ваше высочество. Я нашел его в своей комнате в Риль Суардисе, он был в бархатном мешочке без каких-либо знаков, без записки или письма. Я опознал его, потому что с юности увлекаюсь артефактами. Я вообще не имел дела с придворным магом ни разу за последние три года.

Дальше вопросы задавал Энрике. Барон отвечал подробно и правдиво: без ментального амулета его эмоции были как на ладони. Но оба, и барон, и Ристана, вели себя как истинные параноики: ни единого слова о смерти Каетано! Все только на уровне «я знал, чего на самом деле хочет ее высочество», и «ее высочество любезно предложила моему сыну место в свите наследника». Благолепие, ширхаб его нюхай, и ни единого доказательства участия в заговоре Ристаны.

— Поздравляю, барон, — Энрике сочувственно похлопал его по плечу, — подставили вас. Такого хитрого, такого осторожного, ай-ай-ай.

Барон скривился и покосился на мирно спящего сына.

— Не беспокойтесь, Мануэль не узнает о вашем позоре. — Каетано был в бешенстве, но разговаривал спокойно и разумно, как истинный Суардис. — Не от нас. Мне нужен одаренный шер рядом. Как друг, а не как заложник или должник.

— Благодарю вас, сир, — склонил голову барон Наба.

Что ж. Его благодарность, раскаяние в собственной дури и уважение к победителям было искренним. Теперь оставалась сущая малость — сделать Мануэля Наба другом Каетано. А, да. И что-нибудь правдоподобное соврать Бертрану.

Злые боги, как же Шуалейда ненавидела врать!

— Ступайте к себе, барон, скажитесь больным и ни с кем не разговаривайте, — велел Энрике и напомнил: — Вы едете с нами до ближайшего храма Светлой, а дальше — в свое поместье.