Дана Арнаутова - Клинком и сердцем. Том 1 [СИ]

Раздувались крылья крупного носа с арлезийской горбинкой, чувственные губы кривила усмешка — и тут же пряталась в черной бородке, жгучие черные глаза под насмешливо изломанными бровями яростно взирали на мир вокруг, но спрятаться от их взора не хотелось. Напротив, сердце Лучано замерло на миг в сладкой истоме, а потом застучало быстрее. Искуситель! Как есть Искуситель! Вот совсем не удивительно, что всегда и везде находились те, кто шел за ним — таким! За богом тех, кому мало положенного и данного добровольно. За богом убийц и воров, мятежников и мстителей, предателей и честолюбцев…

— Мое почтение, грандсиньор, — негромко сказал Лучано, поклонившись. — Говорят, к вам попадает самая отъявленная мразь, которую Претемная Госпожа не хочет видеть у себя в Садах. Те, для кого больше нет надежды вернуться в этот мир. Жратва для демонов, топливо для котлов преисподней. Ну, я, конечно, надеюсь еще как-то проскочить, но… вы же понимаете, м? Только не думайте, что это из страха! Сами помните, я всегда…

Слова не находились, и Лучано сконфуженно замолчал. Глупо, как же это было глупо… Не сама свеча Барготу, конечно! Это как раз делали многие… И Шипы, и просто те, кто ждал помощи в каких-то темных делах. Известно, что хочешь поклониться Павшему, поставь ему свечу в притворе, причем либо сделанную собственноручно, либо краденую, но не купленную честно. Жрецы за такое выгоняли из храма, а честные прихожане, если ловили на горячем, лупили барготопоклонника беспощадно. До смерти, правда, забивали редко, но случалось и это.

А главное, сам Баргот никому ничего и никогда не обещал. Он не даровал магию, как другие Семеро, не посылал блага, его даже об удаче, как Странника, просить было бесполезно. И все равно находились те, кто кланялся Павшему из страха или смутной надежды на милость.

Лучано и тех, и других всегда презирал. Если заслужил кару — получишь ее, а вымаливать пощаду — унизительно. Но… Баргот его завораживал. Как пожар, как ураган или огромная волна, что вот-вот обрушится на тебя — и спастись невозможно. Его нельзя было считать своим покровителем, но он смотрел в душу Лучано с расписанных стен храмовых притворов, и солгать самому себе под этим взглядом оказывалось невозможно. Претемнейшая Госпожа обещала хотя бы последнее милосердие, Баргот не обещал ничего. Он просто смотрел…

Поджечь эту последнюю свечу было нечем, не возвращаться же в храм. Жрецы сразу все поймут… Но для таких случаев у Лучано кое-что имелось. Он вытащил из волос длинную шпильку. Не ту, с которой изображал продажного красавчика Пепе, другую. Сжал круглую темную горошину навершия, и та вспыхнула. Лучано поджег от нее свечу, задул шпильку и воткнул обратно в волосы, а свечу поставил прямо на пол перед настенной росписью с Барготом. Снова поклонился. И вышел из храма, пронзительно ясно понимая, что больше никогда сюда не вернется. Его дорога началась, и в конце была только смерть.

«Справедливости не бывает, — подумал Лучано, сбегая по ступеням и обходя храм, чтобы вернуться в гостиницу. — Но если все эти свечи, которые я много лет воровал или сам делал для Искусителя, чего-то стоят, я прошу у него только одного. Прихватить с собой на тот свет ее величество Беатрис — и другой справедливости мне не надо».

К обеду отряд оказался от столицы уже довольно далеко. Постоялых дворов поблизости не было, так что остановились у небольшого ручья, умылись, и, пока лошади переводили дух, наскоро поели. Аластор поглядывал на Айлин с тревогой, но она держалась бодро, щеки разрумянились, глаза блестели, и ему стало немного спокойнее. Но лишь немного!

Скоро из поместья вернутся Вороны, как зовет их Айлин, лорд Бастельеро узнает о своем просчете и вышлет погоню. Хвала Пресветлому, хотя бы порталами он не сможет воспользоваться! Впрочем, не смогут ими воспользоваться и беглецы. А как было бы славно вмиг оказаться в Озерном крае! Пусть даже в ближайшем городе, где есть постоянный портал. Оттуда спокойно доехать до нужного места, сделать все необходимое и вернуться в Дорвенну. Лорд Бастельеро просто не успел бы их перехватить!

О том, что неминуемо последует за этим, Аластор и хотел бы не думать, но мысли снова и снова возвращались к тому, что он узнал. Теперь тайну происхождения никак не получится сохранить, все узнают, что Аластор Вальдерон — королевский бастард. Король… Аластор помнил рослого и грузного человека в голубом бархатном костюме, которого увидел на балу, но не мог найти в себе не то что сыновней любви, но даже малой толики должного почтения. За что ему уважать его величество Малкольма?! За то, что король избавился от его матушки и от самого Аластора? Выбросил из дворца и своей жизни, как ненужную вещь?!

А если бы Себастьян Вальдерон оказался не настолько великодушен? Редкий мужчина согласился бы принять опозоренную, пусть и самим королем, девицу, воспитать ее ребенка как родного, дать ему свое имя и столько любви, что не всем родным детям достается. Мог ли рассчитывать на это король, когда устраивал их брак? Нет! Все эти годы он довольствовался редкими письмами самого лорда Вальдерона, что с Аластором все хорошо — вот уж достойный образец родительской любви!

Сердце жгла упрямая злая обида. Аластор снова и снова вспоминал тот бал, их единственную встречу. Королю хватило нескольких слов, которые он бросил Аластору, как бросают подаяние нищему! Разумеется, у него ведь были другие сыновья, настоящие, законные. Зачем ему бастард? И матушка… Она даже не хотела с ним встречаться, значит, чего-то боялась? Бывшего возлюбленного или его супруги? До чего же мерзко, до чего больно и отвратительно понимать, что матушку когда-то так унизили, и только благородство мужа подарило ей счастливую семейную жизнь в любви и уважении. Но не благородство бывшего возлюбленного!

«Никогда я не стану зваться его сыном, — поклялся про себя Аластор. — Никогда не назову его величество Малкольма иначе, как королем. Впрочем… У меня и поводов для этого не будет. У трона, к счастью, имеются законные наследницы, их высочества Алиенора и Береника. Они еще малы, но есть королева-мать! Я всего лишь бастард, которого теперь некому признать. И, по правде, рад этому. Лучше быть настоящим Аластором Вальдероном, чем фальшивым Аластором Дорвенном. Да мне и Дорвенном-то быть не положено! Бастарды получают родовое имя по имени отца! Вот как лорд Кристоф, дядя короля. Аластор Малкольм? Даже звучит отвратительно…»

Он передернулся и мрачно подумал, что встречи с лордом Бастельеро в любом случае не избежать. Интересно, а знал ли мэтр-командор, когда выкидывал Аластора из комнаты Айлин, словно щенка — за шиворот? Лорд Бастельеро был близким другом короля! Самым ближайшим… Но отец сказал, что в тайну был посвящен только канцлер. Почему король не доверился лучшему другу? Ладно, какая теперь разница? Все равно с лордом Бастельеро встретится не бастард короля, а младший лорд Вальдерон. И никак иначе!