Ровенна Миллер - Испытание [litres]

Мой брат болезненно вздрогнул: слова хлестали его, как бичом.

– Да, конечно, я тосковала, но… Это был спутанный клубок переживаний – и помимо горечи в нем была и надежда, и вера, и стремление к новой жизни.

– Твоя тоска немного отличалась от моей, – признался Кристос. – Ты скорбела о том, что забрали у тебя. Я же скорбел о том, чего я лишил себя сам.

– Значит, для тебя настало время принести в этот мир добро. Каким угодно способом!

– Но я не знаю как! – плачуще вскричал Кристос. – Я сам себе не доверяю! Как ты думаешь, зачем я отправился в университет, зачем зарылся, как червь, в книги? В философию? Я надеялся, что книги и философия и убеленные сединами профессора научат меня, чему можно верить.

Я глубоко вздохнула.

– Ни я, ни твои профессора ничем тебе не помогут. Ты сам должен сделать выбор. Возможно, ты ошибешься, что ж, и на старуху бывает проруха, однако это лучше, чем рыдать от жалости к себе: нытье не выведет тебя на верную дорогу.

Губы его, скрытые бородой, исказила судорога: он уже готов был бросить мне в лицо гневную отповедь, но сдержался. Мои слова запали ему в душу, глубоко-глубоко, туда, где копошились его сомнения, где пряталась его боль.

– Решай, – бросила я. – Осмелишься сделать шаг – хорошо. Не осмелишься – тоже неплохо. Я слишком поздно это поняла. Все это – лишь всполохи света и тьмы, и они ни на что не влияют.

Я развернулась и быстро ушла, пока Кристос не загнал меня в угол вопросом, а решила ли я, каким станет мой следующий шаг.

Виола дожидалась меня в коридоре и, сунув мне в руку пирожное, прошептала:

– Баллантайн ушел в порт разведать про корабль. Полагаю, нам пора прощаться.

Выглядела она невесело: ее новую жизнь, едва выпестованную и взлелеянную, пытались выкорчевать с корнем, не дав ей даже толком расцвести. Мы вышли в сад. Дурманящий головокружительный аромат прекрасных цветов никак не вязался с суровым и мрачным лицом Виолы. В саду мы нашли Теодора и Аннетт.

Виола приблизилась к подруге, но не взяла ее за руку. Я незаметно улыбнулась, понимая, что им и так хорошо вдвоем.

– Присядем, – предложила Виола, – сегодня так жарко.

Она с достоинством, словно мы прибыли на торжественный прием или собирались перекусить перед тем, как отправиться на морскую прогулку или охоту, подвела нас к уставленному деликатесами столу в тени беседки.

– Я начала переводить средства из Галатии в здешний банк, – сообщила Виола, расправив юбки, прежде чем сесть на узкую, изящно выкованную из железа скамью. – Когда я улажу свои денежные дела, тогда, надеюсь, смогу оказать вам финансовую поддержку.

– Надеешься? – насупился Теодор. – Я был уверен, что вы поедете с нами.

Мы с Аннетт в изумлении распахнули глаза. Виола поджала губы.

– Тео, – робко произнесла Аннетт, – ты требуешь слишком многого. Мы не можем вернуться с вами. К чему это приведет? Нам некуда ехать.

– И ты забываешь, – добавила Виола, – что, прежде чем покинуть Галатию, я видела убитых – убитых дворян. Красные колпаки вынудили меня искать у Аннетт не только любви, но и защиты: я спасала свою шкуру от виселицы, грозящей мне только потому, что я – аристократка.

– Но мне казалось, тебе доставляло наслаждение обсуждать в своем салоне философские идеи и грядущие реформы. Ты пользовалась авторитетом в Галатии. Большинство сановников, одобривших Билль, начали думать своей головой лишь после того, как познакомились с тобой.

– Не льсти мне, Тео, – вздохнула Виола. – Я приветствую перемены. Я поддерживаю почти все, что они принесут с собой.

– Я и не льщу. Но ты подорвала мою веру…

– Тео! – вскричала Аннетт. – Так нечестно! Ты никогда не просил…

– Не просил, но надеялся. Надеялся, что как только придет время, все встанут на защиту убеждений, которые они с таким восторгом когда-то обсуждали. Я ждал, что ты станешь одним из наших вождей. В Галатии так много людей, так много дворян, которые прислушиваются к тебе!

– Я не могу, – покачала головой Виола.

– Ладно, не возвращайся, но хотя бы… Хотя бы напиши что-нибудь. Памфлет, например. Для тех, кто все еще колеблется, для тех, кто мог бы в конце концов выступить на стороне закона.

– Если ты не лгал, что мои слова хоть что-то да значили, – медленно произнесла Виола, – то эти слова я уже сказала. А теперь позволь мне уйти в тень.

– В тень? Такая жизнь не для тебя, и ты это прекрасно знаешь. Помоги нам воспламенить сердца думающих дворян, подтолкнуть их сделать правильный выбор.

– И подвергнуть нас с Аннетт опасности? Ты забыл, что Софи чуть не убили? Рисковать жизнью Аннетт ради какой-то пары слов на бумаге? Оно того не стоит.

– Вспомни о законе, Виола! – Теодор так грохнул кулаком по мраморной столешнице, что я испугалась, она расколется. – Закон превыше всего. Мы написали его, мы его обсудили и за него проголосовали. Закон прошел. Беззаконие ввергнет нашу страну в анархию!

– Ты требуешь от меня невозможного! – сорвалась на крик Виола. – Слишком многого! И слишком быстро!

Я понимала ее: не опасности страшили ее, но боязнь потерять все, что она с таким трудом обрела. Разве могла она допустить, чтобы безоблачное счастье, которого они с Аннетт так долго были лишены и которое только-только начали строить здесь, было отобрано у них столь стремительно?

– Ты понимаешь, как это сложно? – Виола искала и не могла найти слов. – Прости, но…

– Черт возьми, я прекрасно понимаю, как это сложно! Король – мой отец, и меня наверняка обвинят в том, что я хочу свергнуть его и узурпировать власть. Вполне вероятно, меня убьют раньше, чем все это кончится, но даже если я выживу, меня, безусловно, вышлют из страны. Но закон будет попран, если я не встану на его защиту.

Виола поникла.

– Никто никогда не просил тебя умирать за что бы то ни было, – прошептала она, еле сдерживая слезы. – Я уж по крайней мере точно. И я не ожидала, что кто-то потребует подобного от меня.

– Прости, я больше не могу терять время. – Теодор резко поднялся и вышел из-за стола.

– Софи! – взмолилась Виола. – Простите, но я не могу… Я не переживу, если с Аннетт что-нибудь случится. Да я и сама не хочу умирать. Мои слова больше ничего не значат.

У меня не было сил с нею спорить.

– Возможно, вы правы. Вы и так сыграли значительную роль.

– Если бы я только знала, что мой салон приведет к ниспровержению правящей власти, я бы там играла только в карты, – горько рассмеялась она.

– Не выдумывай, – шепнула Аннетт.

– Согласна, – кивнула я, глядя на Виолу, на ее покрасневшие глаза, на смешанные с румянами слезы, катившиеся по щекам. Ей требовалось время, чтобы оплакать свои потери, отрешиться от налаженной и обустроенной жизни. – Я уверена: когда нам потребуется ваша помощь, вы не оставите нас.