Андрей Дашков - Страна слепых, или Увидеть свет

Пока дитя не расшалилось, снова смыкаю веки. Песенка спета — чья именно? Жду следующую. Но Лора больше не поет. Как долго тянется молчание, не скажу, хоть убей. Время превратилось в аморфную массу, отслоившуюся от моих ощущений. Где-то рядом дважды прозвучало протяжное воронье «кар-р-р-р». Унесенное назад, оно еще бьется в вихревом потоке, волочится за нами, будто порванная лента, которой когда-то было обозначено место преступления.

Не открывая глаз, я знаю, что сгущаются сумерки. Они просачиваются внутрь меня. Тяжелеет кровь, приливает к конечностям. Прохлада на лице. Зов темноты…

«Брабус» проходит два плавных виража, затем Лора притормаживает. Надеюсь, это не означает, что очередной хитрый выверт Черной Мили отдалил нас от берега на сотню-другую километров. Просто остановка — конечная или промежуточная. Сидим молча. Я жду — сам не понимаю чего. Но понимать необязательно. Затаился. Нутром чую: пока держишь глаза закрытыми, кто-то подтасовывает карты. Откроешь их не вовремя — глаза, а не карты, — обнаружится недобор или перебор. Сдающий заберет все, что стоит на кону.

«Хватит валять дурака, — говорит Счастливчик. — Либо ты соскочишь с этой поганой Мили, либо нет. Никто не поможет, тебе решать».

Лора тихо присвистывает. Значит, появилось что-то новенькое. Детские песенки закончились, а вместе с ними закончились и невинные сны.

Пора просыпаться.

Открываю глаза.

Огромная панорама искусственной суши выглядит запредельно даже в сумерках — а может, как раз в сумерках вид обретает особое великолепие. С верхней точки спускающегося к морю серпантина пейзаж просматривается до отдаленного мыса на краю пляжа, который полумесяцем охватывает мерцающую лагуну. Отели застыли косыми парусами. Ясное дело, никакому ветру не сдвинуть с места насыпной полуостров, соединенный с берегом дамбой примерно километровой протяженности. Пустое четырехрядное шоссе — стрела, нацеленная в открытое море, — частично заметено песком.

Не совсем то место, о котором рассказывал или грезил Санта, — и уж точно не остров. С другой стороны, откуда мне знать, как выглядит то место? Сны обманчивы, явные желания — тем более. О своих тайных желаниях я только догадываюсь иногда — и это не доставляет мне удовольствия. Скорее наоборот. Некоторые тайны лучше не ворошить.

«Просто спроси себя, хотел бы ты остаться здесь надолго», — советует Счастливчик.

«Навсегда», — уточняет Святоша-аллилуйщик.

«Хотел бы ты здесь сдохнуть», — поправляет Засевший В Печенках.

Редкий случай, когда могу ответить заранее, не спускаясь по серпантину. Более того, крысиный инстинкт подсказывает, что там, внизу, ловушка. Но спуститься придется. У меня нет выбора — разве что повернуть обратно, сунуть голову в петлю Черной Мили и болтаться в ней, дрыгая ногами, на виселице одной и той же бредущей по кругу ночи.

Как верно заметил Счастливчик пару минут назад, либо соскочу с Мили, либо нет.

Поворачиваю голову.

Лора улыбается, как ребенок при виде новой игрушки. Поглаживает рулевое колесо. Запах крови неотвязно преследует меня. Что называется, нехорошие ассоциации. «Грязная сучка, — с удовольствием констатирует Святоша. — И это несмотря на истраченную воду. Скажи ей, чтобы при случае запаслась прокладками».

Не поддаюсь на провокацию. Говорю:

— Ты отлично справилась.

— Это не я.

Она вытягивает шею и выставляет подбородок, словно указывая на ту штуковину, которая привязана к радиаторной решетке. Я пока не дошел до того, чтобы вслух благодарить дохлую ворону, но возможно, у меня еще все впереди.

— Поехали.

Она включает фары, и полуостров тонет в отодвинувшейся тьме. По мере того как мы спускаемся, несимметричные силуэты отелей вырастают и надвигаются, заслоняя первые звезды. Кроме фар и звезд, нет других огней. Глухой рокот океана довлеет надо всем, даже над шумом ветра. К нему надо привыкнуть, а пока это постоянная помеха для слуха, от которой иначе не избавиться.

Взметая песок, «брабус» мчится по дамбе. С гребней волн срываются клочья пены и летят, как снег в метель. Я будто глаз в голове гигантской, упавшей на воду птицы; позади меня распростерты ее черные окаменевшие крылья. Чувство потери возникает внезапно и беспричинно; оно вопит о том, что я лишился чего-то чрезвычайно дорогого. Но чего именно? Неужели близость цели всегда означает разочарование? Убеждаю себя, что не я разочарован, а проклятые бесы внутри. Что же будет, если удастся навсегда покинуть страну слепых? Засевший В Печенках шепчет: «А ты как думал, братец? Крыса — животное сухопутное». Но это слабо помогает. Не утешает даже Крысяру.

Лора поглядывает по сторонам. Ной кормил ее другими снами. Может, для нее вся эта соленая враждебная стихия — нахлынувшие воды нового потопа, и она надеется отсидеться где-нибудь на сороковом этаже.

Лучи фар выхватывают из темноты две неподвижные фигуры, стоящие по другую сторону опущенного светоотражающего шлагбаума. Человек и пес. Крот и поводырь. Когда-то обычная неразлучная парочка, а теперь картинка из прошлого. Особенно редко встречается с тех пор, как кроты стали выкалывать глаза и собакам.

Видно, этот не поддался общему безумию. Но оттого, что на полуострове обнаружились живые, я испытываю лишь раздражение. Стоило пробираться сюда, рискуя задницей и рассудком, чтобы лишний раз убедиться: в конце концов все достанется тварям.

Лора останавливает «брабус» перед шлагбаумом. Здесь, в самом узком месте дамбы, когда-то был оборудован настоящий пропускной пункт. Миллионеры желали спать спокойно. И спали, пока их не вырезали кроты. Бежать-то было некуда — разве что в океан. Теперь они спят вечным сном. Но не уверен, что спокойным.

Озираюсь по сторонам. Скорее всего, парочка появилась из расположенного неподалеку коттеджа, который раньше явно предназначался для охранников. Пять пальмовых аллей расходятся от стоянки, словно расставленные пальцы.

Чтобы обследовать весь полуостров, понадобились бы не одни сутки. Не хочется даже думать об этом — в голове снова заворочался разогретый сгусток боли. Между прочим, Святоша был прав — у нас действительно закончилась вода. Помимо проблем с гигиеной для менструирующих девушек, это означает, что демон дороги еще и подворовывал время. Градус моей жажды почти мгновенно подскакивает до точки кипения. Я предпочел бы договориться с кротом быстро и по-хорошему. Наличие пса-поводыря внушает определенную надежду. Боюсь только, мне нечего предложить его хозяину (или клиенту, или напарнику) за питьевую воду и спокойный ночлег, кроме приставленного ко лбу ствола. Придется, по обыкновению, пользоваться своим преимуществом. Эти двое вряд ли смогут возразить.