Андрей Дашков - Страна слепых, или Увидеть свет

— А где же тогда… — я снова оборачиваюсь. Лоры нет. Исчезла бесследно. Там, где она стояла, даже не примята трава.

— Теперь до тебя дошло? — смеется толстяк. — Наконец-то…

Я делаю шаг к нему. Он удаляется, покачиваясь на волнах раскатистого хохота. Еще шаг. Оступаюсь. Падаю в темноту.

И просыпаюсь.

Чего только не приснится в горячке. Однако сновидение было исключительно правдоподобным, до сих пор веки сводило от яркого солнца над островом. А причиной всему — чересчур сытный обед, после которого меня сморило, как я ни сопротивлялся.

Повернул голову. Лора сидела рядом, безразличная ко всему. Если и спала, то с открытыми глазами, — не думаю, что сейчас это имело для нее какое-либо значение. Снова спросил себя, не совершаю ли я непростительную глупость. «Дай ей шанс, — сказал Счастливчик. — Тебе же дали…»

Я употребил по назначению одну из трех оставшихся ампул. Затем попытался накормить Лору. Разжал ей челюсти, вложил в рот кусок консервированного мяса, но дальше этого дело не пошло. Заставить ее жевать было невозможно, глотать — тем более. Она пребывала в полном ауте. Вытащил мясо у нее изо рта. Пусть лучше останется голодной, чем подавится и задохнется.

«Кусок в горло не лезет? А как насчет Дымка?»

Голос Розы. Еще один «невидимый друг». Их становилось слишком много. Если я буду цеплять каждого, кто попадется на пути, шизофрения покажется совсем не ласковой. Однажды я обнаружу, что мне самому негде жить.

Но тут как-то все сошлось: явная необходимость «прочистить каналы» Лоре, веселый серокожий парень, благодаря которому я пережил минувшую ночь («Дымок все равно полечит тебя. И вера ему не нужна»), косяк, который мы курили с Розой на пару… Вот он, красавчик, лежит в пепельнице. Туго забит, его-то не сильно растрясло. И осталось от него больше, чем мне померещилось вечером в темноте.

Я сделал пару затяжек, а затем вплотную приблизился к манекену по имени Лора.

Ее губы были такими сухими и неживыми, что их соприкосновение с моими губами даже отдаленно не смахивало на поцелуй. Казалось, я делаю искусственное дыхание способом «изо рта в рот» утопленнице, слишком долго пробывшей под водой, — то есть без особой надежды откачать ее, для очистки своей неотмываемой совести.

После первого вдоха она закашлялась до рвоты, и я поспешно отвернулся. Из Лоры выходила мокрота и что-то грязно-коричневое, похожее на клочья влажной и дурно пахнущей кошачьей шерсти… Утершись, я выдохнул ей в рот следующую порцию «лекарства». И так несколько раз подряд.

Настал момент, когда она покорно приняла в себя дым, а ее губы размягчились. Я вспомнил, как она кормила меня с ложки в приемнике-распределителе. Хорошая девочка. Особенно по контрасту с этой сукой Гнусен. Не сунуть ли руку ей под одежду? Проверить, наступила ли там оттепель или еще все сковано льдом. Нет, что-то я не испытывал особого желания… Снова заправился дымком — косяк уже почти истаял — и выдохнул ей в рот. Ну вот, совсем другое дело, детка. Теперь я кое-что почувствовал. А ты?

Внезапно она дернулась и до крови прикусила мне губу. Потом сказала сиплым голосом только что разбуженного человека:

— Эй, напарник, мы так не договаривались…

Пока Лора была овощем, я ее не хотел. Теперь меня потянуло к ней, но — поздно, момент упущен. Крысяра матерился по этому поводу. Святоша-аллилуйщик тихо посмеивался. Мне было не до смеха.

Окончательно придя в себя, она с жадностью набросилась на еду, а я вылез из машины, чтобы размять ноги. Должно быть, Дымок и меня приободрил, да и ампулка подействовала. Напился воды, заодно избавился от привкуса крови. Вдоль дороги протянулась цепь каменистых холмов с пятнами зелени. Отдельные деревья, выросшие под постоянным гнетом ветра, напоминали бредущих в гору калек. Очередная полоса пустоши началась сразу после того, как мы переехали мост над руслом пересохшей реки. Спустя некоторое время изменился даже цвет неба — оно сделалось грязно-желтым, и по нему летели малиновые облака.

Если верить довоенной карте, до ближайшего «населенного» пункта оставалось километров тридцать. Я надеялся попасть туда до наступления темноты. Однако у моей надежды были рахитичные ножки. Или, вернее, неподходящие колеса. Еще раньше, сопоставляя циферки на одометре с расстояниями на карте, я заподозрил неладное. Солнце уже садилось, и при средней скорости семьдесят-восемьдесят километров в час мы должны были добраться до побережья еще пару часов назад. Если к этому добавить неправдоподобно малый расход горючего, напрашивался неутешительный вывод: для некоторых Черная Миля действительно никогда не кончается.

Моей фантазии хватало ровно на то, чтобы представить себе «брабус», оказавшийся на дороге, которая растягивается будто кусок резины, — в результате скорость меньше, чем показывает спидометр, а горизонт непрерывно отодвигается. Такое вот западло с пространством. Эта картинка была символом ускользающей цели — и заодно ускользающей жизни. Не знаю, что сказал бы Санта, случись с ним подобное. Наверное, что-нибудь умное и бесполезное. Например, что рай остается раем до тех пор, пока в нем нет ни души.

Лора подошла и стала рядом. От нее запахло менструальной кровью.

— Что-то не так?

Я ухмыльнулся, вспомнив старую бродяжью шутку: «Я подыхаю, а в остальном все нормально». Может быть, дело во мне и только во мне? Если существует причина, по которой я не могу приблизиться к острову даже на расстояние выстрела, то почему бы не поискать ее у себя в голове? В дурацкой больной голове…

— Дальше ты поведешь, — сказал я.

Она бросила быстрый взгляд в мою сторону. Ждала объяснений, которых не последовало. Сам не люблю загадок, детка, но ничего не поделаешь. Довези нас до берега, и я отблагодарю тебя подробным рассказом о своем потерявшемся пузатом напарнике, который якобы ждет меня там, где нет темноты.

Пока что Лора в качестве водителя оправдывает мои ожидания. Возможно, в конце концов я паду жертвой паранойи, но большую часть пути стараюсь держать глаза закрытыми. Это нелегко — что-то бьется в мои веки, словно в запертые двери. Какое-то ублюдочное расшалившееся дитя, лишенное возможности напакостить по-крупному. И нельзя понять, снаружи оно или частично внутри. Впрочем, без разницы, пока за рулем другой человек. Отгородившись от демона резиновой дороги, я расплачиваюсь тем, что парюсь в раскаленной мгле в компании разомлевших голосов, которые лишь изредка донимают меня своими издевками или сожалениями.

Иногда Лора — должно быть, забывшись, а может, усмиряя своих демонов, — начинает напевать себе под нос детские песенки. Кажется, я когда-то их уже слышал; во всяком случае, слова всплывают в моей памяти чуть раньше, чем она их произносит. Узнаю куплет за куплетом, даже если слышу только неразборчивое бормотание. Слова возвращаются не сами по себе. Вместе с ними приблудились чьи-то прикосновения, отблески молний на стенах загадочного дома — все слишком большое, чтобы пролезть целиком в замочную скважину воспоминания. Я даже на секунду приоткрыл глаза, чтобы убедиться: рядом по-прежнему Лора, а не кто-нибудь другой. Например, не выбравшийся наружу Оборотень. Она покачивала бритой головой в такт нехитрой песенке. И я подумал, что Ной жестоко пошутил, подсунув мне живую игрушку, у которой однажды кончится завод, причем именно тогда, когда я уже не смогу без нее обойтись. «Поздравляю, малыш, — тотчас съязвил Засевший В Печенках. — Теперь ты все понимаешь про гребаную любовь».