Александр Рудазов - Паргоронские байки. Том 1 [СИ]

Ладно, неважно. Похороны прошли обыкновенно. Я впервые в жизни увидел тетю Маврозию плачущей, а дядя Жробис был тих, молчалив и почти ничего не ел. Отец вернулся из Валестры только накануне церемонии и лично провел ритуал. Я, будучи по факту уже практикующим волшебником, участвовал в нем вместе с родителями, дядьями и тетей. Помогали также более дальние родственники, несколько престарелых друзей дедушки и кое-кто из его бывших учеников.

Ну вы знаете этот ритуал прощания с великим волшебником. Дедушка был профессором, так что имел полное право таковым называться. И в его окружении было много других великих волшебников, так что все прошло на славу. Мы очистили его тело изнутри, забальзамировали внутренности, уложили в саркофаг и захоронили глубоко под фундаментом, среди других таких же саркофагов. Некоторые органы и часть крови были превращены в терафимы, один из которых я по сей день ношу зашитым в воротник. В старых волшебных семьях это давняя традиция.

Кроме того мы вновь ритуально провозгласили, что наша усадьба – дом для всех Дегатти, живых и мертвых. Трижды присовокупили к списку имя дедушки Айзы. Оставили ему хлеб, оставили вино. Чтобы, если его духу вдруг захочется, он мог спокойно вернуться – навещать потомков или даже обитать домашним призраком.

Что вы на меня так смотрите? Во многих старых усадьбах Мистерии живет кто-нибудь из духов почтенных предков. Мы же все волшебники, в конце-то концов. Это нормально.

Не знаю, возвращался ли потом дедушка. Дело в том, что это был последний раз, когда я посещал родовую усадьбу. Со дня похорон и по нынешнее время моя нога не переступала порог отчего дома.

Дело в том, что когда я вернулся в Клеверный Ансамбль, Оллиния сказала, что мы расстаемся. Вот так просто, не ходя вокруг да около. Она всегда отличалась прямым характером.

- Почему?! – выпучил я глаза. – Что случилось?!

- Не обязательно чему-то случаться, - отвела взгляд Оллиния. – Мы просто не подходим друг другу.

- И ты поняла это за последние три дня, потому что?..

- Я... мне очень жаль, Майно. Просто по-другому никак!..

Она заплакала и убежала. А я так опешил, что остался стоять посреди коридора.

Конечно, я не оставил это так просто. Я был обязан узнать хотя бы причину. Но ни в тот день, ни на следующий я нигде не мог отыскать Оллинию. Она явно избегала меня.

Общежития КА разделены на мужскую и женскую половины, пройти можно только в холл и только если тебя ожидают. Поймать ее на занятиях не удавалось – к пятому курсу наши расписания стали отличаться. Я видел ее на прикладной магии, но она специально села в другом конце аудитории и не отрывала глаз от тетради.

Тогда я решил подстеречь ее в зверинце. Хотя бы раз в день она была обязана навещать своего фамиллиара. Я прекрасно помнил, в каком стойле живет ее единорог, и собирался либо дождаться ее там, либо просто высказать все самому фамиллиару. Мы ведь можем слышать и видеть друг через друга.

Но если я хочу ее дождаться – на глаза единорогу лучше не показываться. По вышеупомянутой причине. Если она действительно избегает меня, то будет знать, что я здесь.

Но потом я вспомнил, что она в любом случае будет это знать. Как я уже умел летать через своего фамиллиара, так Оллиния умела ощущать... некоторые вещи. Единороги – мощные принимающие эмпаты. Именно поэтому их так трудно повстречать в природе, а уж тем более поймать – разумных существ они чувствуют на огромном расстоянии.

Ну а мою ментальную картину Оллиния уже выучила наизусть. Так что я вдохнул и зашел внутрь.

Смотритель отдела копытных питомцев проводил меня ленивым взглядом. Я зашагал вдоль стойл – коней, быков, оленей, верблюдов, козлов. Прошел мимо верхового кабана Звиркудына – тот приветственно хрюкнул. Мимо пегаса нашего декана – он посмотрел на меня так же подозрительно, как обычно смотрел и сам декан.

Единороги стояли в самом конце. Три особи. Их держали в отдельном вольере – очень чистом, с искусственным прудом. Конечно, тут в основном фамиллиары, они все разумны или полуразумны, но единороги-то такими были и раньше.

Мой дракончик сразу вспорхнул с плеча и приземлился на роге единорога Оллинии. Тот всхрапнул и тряхнул бородкой.

- Мне нужны ответы, - обратился я к фамиллиару. – Я всю ночь не спал.

Я старался не смотреть на двух других единорогов. Неизвестно, чьи это фамиллиары, но их волшебники наверняка уже в курсе моей личной драмы.

Единорог глядел на меня своими глазами – большими, влажными, почти человеческими. В них будто плескались звезды. Я не мог слышать чужого фамиллиара, но мог говорить ему – и знал, что он меня понимает. А поскольку это единорог, он даже может ответить – пусть и не словами, а ментальными образами.

Но пока что он молчал. А я... я вдруг заметил на его носу след укуса насекомого. Покрасневший, слегка опухший прокол.

Шершень. Это был шершень – я понял сразу же. У меня у самого когда-то было немало таких ранок.

Я рассвирепел. Конечно, мне сразу все стало очевидно. Спустя некоторое время я все же нашел Оллинию и добился от нее подтверждения моих подозрений, но мне это было не так уж и нужно.

То, что отец сделал... это на опасной грани с Карцерикой. Подсудное дело. Давление на школяра, нанесение физических повреждений... не самой Оллинии, конечно, но фамиллиары по законам Мистерии считаются частью волшебника. Чем-то вроде автономного органа. Причинение им вреда карается так же, как и причинение вреда человеку.

В дальнейшем я опять-таки выяснил, что отец угрожал не самой Оллинии. Не становясь магиозом, он мало чем мог ей угрожать. Он угрожал мне. То есть ей, конечно, но... короче, он пообещал, что если она не порвет со мной, то он от меня отречется. Лишит наследства и перестанет меня содержать. Я учился на бюджете, конечно, но другие-то расходы у меня были. В неполных шестнадцать я еще не мог зарабатывать сам.

Он заверил ее, что сделает это обязательно. Мол, ему неинтересен сын, на котором оборвется родовая линия. Так что выбирайте.

Возможно, если бы мы были постарше, мы бы просто посмеялись над отцовским ультиматумом. Но мы были подростками. А Оллиния еще и полуэльфом. Она перепугалась до смерти – за меня... да и за себя тоже. Отец каким-то образом посеял в ее голове уверенность, что она загубит мое будущее и я буду ее ненавидеть. А для эльфов нет ничего хуже, чем если от тебя отречется твой дом, твоя семья. И хотя я потом попытался ее убедить, что мне плевать на наследство, на родовую честь... у меня ничего не вышло, если вкратце.

Меня тогда огорчило еще и то, насколько быстро она опустила руки и решила, что наши отношения обречены.

От накопившейся ненависти меня буквально накрыло. Я не помню, как добежал до общежития, как написал номер на стекле дальнозеркала. Помню лишь, как орал на отца в голос: