Стивен Эриксон - Дань псам. Том 2 [litres]

Барук повернулся к карете и залез внутрь. Дверь захлопнулась, как только он уселся на покрытое подушками сиденье. Барук взглянул на своего гостя, но ничего не смог сказать. Сказать тому, кто потерял гораздо больше. Гораздо .

Ворота распахнулись, и карета поехала, покачивая лампами на боках.

Резчик спешился, позволив коню отправляться куда захочет, а сам пошел вперед, не обращая внимания на Гончих, – впрочем, их все равно занимало что-то другое, – и не замечая Великих Воронов, отгонявших зевак острыми клювами. Глаза Резчика были устремлены на лежащее на булыжнике тело.

Он прошел мимо женщины, стоявшей рядом с высоким воином, который держал в руке опущенный кремневый меч и смотрел в ту сторону, откуда только что появился сам Резчик.

На все это Резчик не отвлекался, а смотрел только на тело и на блестящий черный меч, так жестоко пронзивший голову и лицо. Резчик подошел и встал над мечом.

Женщина приблизилась.

– Это оружие в твоих руках – это не…

– Мы в беде, – сказал Резчик.

– Что?

Он не верил своим глазам. Не мог принять, что Владыка Лунного Семени лежит на мостовой, один глаз закрыт, другой открыт и бессмысленно уставился куда-то. Убит собственным мечом. Убит… взят Драгнипуром.

– Как это произошло? Кто мог…

– Дассем Ультор.

Наконец он взглянул на нее. Она из Семи Городов, это он сразу понял. Лет на десять старше Резчика.

– Имя слышал, но… – Он пожал плечами. Самар Дэв показала рукой в сторону.

Прислонившись к стене, на корточках сидел человек, рядом к стене был прислонен меч. Лицо человек спрятал за руками. Резчик снова посмотрел на меч. «Я видел его раньше… но где? Когда?»

– Мы его знали, – сказала женщина, – как Путника.

Воспоминания хлынули на Резчика, оставляя за собой что-то холодное, безжизненное.

– Это не он, – прошептал Резчик. – Отмщенье. Или Скорбь. Выбор за тобой. – Он нервно вздохнул. – Этот меч был выкован Аномандром Рейком. Это было его оружие. До Драгнипура. И он оставил меч брату, Андаристу. А потом я… я… Беру сохрани …

Громадный воин повернулся.

– Если хочешь защищать тело, – сказал он рычащим голосом, – готовь копье.

Две женщины были уже недалеко, но путь им преградили выстроившиеся полукругом Гончие – меньше чем в двадцати шагах.

Увидев женщин, Резчик нахмурился.

– Злоба, – пробормотал он. – Ты догадалась? Или какой-то треклятый зуд?

– Самар Дэв, – рявкнул громила. – Ведьма! Подыми Путника! Он мне понадобится!

– Да чтоб тебя! – взвизгнула женщина рядом с Резчиком. – А это что?

Отвечать не было нужды. Она и сама уже видела, видел и Резчик.

Еще Гончие, только теперь бледные, как призраки, – их было вдвое больше, чем Гончих Тени. И они неслись по улице от Озерного квартала, готовые напасть.

– Это все меч, – сказала женщина, которую звали Самар Дэв. – Они пришли за мечом.

Резчик почувствовал, как холодеют руки и ноги, хотя копье в руках пылало жаром.

– Дайте пространство, – сказал гигант, выходя на свободное место.

Против Гончих? Ты свихнулся?

Резчик прошел налево от воина. Ведьма поспешила к Путнику.

Копье задрожало. Оно было так горячо, что держать больно, но что еще у него есть? Проклятые ножи – против этих зверей? Боги, да что я вообще тут делаю?

Он умрет здесь, рядом с гигантом, который тоже обречен. И ради чего? У меня… в моей жизни ничего нет. Это нечем объяснить . Он взглянул на белых Гончих. Это же просто меч. Да что вы будете с ним делать? Погрызете рукоять? Помочитесь на лезвие? Он скосил взгляд на громадного воина.

– Как хоть тебя зовут?

Гигант посмотрел на него.

– Да, – сказал он, кивнув. – Я Карса Орлонг из теблоров. Тоблакай. А ты?

– Крокус. Крокус Новичок. – Он помедлил и добавил: – Когда-то я был вором.

– Будь им снова, – сказал Карса, оскалившись, – и укради сегодня ночью жизнь Гончей.

Вот дерьмо .

– Постараюсь.

– Вот и хорошо, – сказал тоблакай.

Осталось тридцать шагов. Белые Гончие псы развернулись веером и заполнили улицу стеной белесого прилива, пульсирующих мышц и сверкающих зубов.

Порыв могильного ветра охватил Резчика; что-то застучало, зазвенело по булыжникам, и началось…

Гончие Света бросились в атаку.

А в боковой улице слева дочери Драконуса освободили свои Пути – разрушительная воющая буря обрушилась на стоящих перед ними пятерых зверей.

Зазубренное лезвие снова отбросило Спиннока Дюрава назад. От каждого удара брызгала кровь, куски кольчуги отлетали на землю. Дорожка этих звеньев отмечала каждый шаг отступления воина. Когда его собственный меч встречал бешеный удар Каллора, дрожь пронизывала руку Спиннока, словно превращая мышцы в безжизненную мякоть.

Кровь текла из бесчисленных ран. Шлем был разбит – и тот же удар рассек скулу и оглушил его на одно ухо.

И все же он продолжал сражаться; все же он сдерживал Каллора.

Каллор .

Глаза Верховного короля были пусты. Древнего воина поглотила ярость берсеркера. Он казался неутомимым автоматом. Спинноку Дюраву не удавалось найти ни одного незащищенного места, ни одной возможности для контратаки. Он только и мог, что уклоняться от смертельных выпадов, ослаблять удары зазубренного лезвия, подставляя уцелевшие места кольчуги под безжалостный клинок.

Многочисленные синяки, треснувшие кости, зияющие раны, из которых текла кровь, пропитывая шерстяной подкольчужник… Спиннок Дюрав шатался под непрекращающейся атакой.

Долго так не продлится.

Это и без того уже длилось невероятно долго.

Спиннок блокировал очередной удар, но на сей раз звук раздался странно глухой – хватка на рукояти ослабла, эфес отвалился. Хрипло выдохнув, Спиннок поднырнул под свистнувшее лезвие и снова выпрямился…

Но Каллор шагнул вперед, сокращая дистанцию, и двуручный меч взметнулся снова.

Спиннок защитился, но рука от удара онемела, и оружие словно рассыпалось в руке: клинок отлетел в сторону, а куски рукояти выпали из онемевших пальцев.

Меч Каллора прорезал ему грудь.

Спиннок шатнулся и тяжело рухнул навзничь на откос канавы; кровь текла по груди, и он закрыл глаза.

Хриплое дыхание Каллора раздалось совсем рядом.

На лицо Спинноку падали капли пота, но он все равно не открыл глаза. Он чувствовал… чувствовал далекую смерть. Этого он и боялся. И после всего, что удалось ему на этом перекрестке, после всех подвигов, самой героической оказалась улыбка, появившаяся на разбитых, кровоточащих губах.

И только она остановила меч Каллора от завершающего удара. Остановила… пока.

– И в чем, – тихо спросил Каллор, – было дело, Спиннок Дюрав?

Но поверженный воин не ответил.

– Ты не мог победить. Здесь ты только и мог, что умереть. Проклятье, скажи, в чем было дело ?