Стивен Эриксон - Дань псам. Том 2 [litres]

Мурильо возвращался из дуэльной школы, рапира на бедре, перчатки заткнуты за пояс. Если бы на пути ему попались знакомые, им было бы простительно не сразу его узнать – так у него изменилось лицо. Его прорезали глубокие складки, хмурый лоб словно свело судорогой, как если бы мозг за ним изнемогал от муки, от отвращения к себе. Он выглядел старше и жестче. Казалось, он боится собственных мыслей, страшится неожиданно увидеть свое отражение в окне из свинцового стекла, в посеребренном зеркале, что он в испуге отдернется от собственного лица, от горящего в глазах вызова.

Заступить ему сейчас дорогу решился бы только откровенный болван.

По пятам за ним неуверенно шел ученик. Он собрался было поприветствовать учителя, но увидел его лицо, а ученик, пусть и юный, болваном не был. Вместо этого он пустился следом.

Беллам Ном не станет отсиживаться ни у какого бога за пазухой. Запомните его, запомните хорошенько.

Дискуссия случилась горячая, эмоциональная. Калека-па выглядел после нее вновь родившимся, даже неожиданно обнаружил в себе силы, чтобы влезть на хлипкую тележку, а Мирла с сияющими глазами суетилась вокруг, пока он не шлепнул ее по рукам.

Мяу и Кроха смотрели на все, как и положено безмозглым малявкам, широко раскрытыми глазами, лица их были похожи на губки – все впитывают, ничего не понимают. Что до Снелла, то его все это возбуждение лишь смешило. Он прекрасно знал, что ма и па у него полные идиоты. Слишком глупы, чтобы чего-то добиться в жизни, слишком тупы, чтобы это осознать.

Они истерзали самих себя и всех вокруг из-за пропажи Драсти, своей совместной ошибки, своей одновременной некомпетентности, за что их, погрузившихся в бесконечные самообвинения, хотелось лишь ненавидеть. Смехотворные. Жалкие. Чем быстрее Снелл сможет от них отделаться, тем лучше, и мысль эта заставила его еще раз взглянуть на сестренок. Если бы ма и па вдруг исчезли, он мог бы их продать за кругленькую сумму. Все равно они больше ни на что не годятся. Пусть кто-нибудь другой подтирает им вонючие задницы и запихивает пищу в рот – треклятые создания через раз ею давились, через раз выплевывали обратно, а стоило их за это хоть пальцем тронуть, разражались рыданиями.

Но на деле все его отвращение было лишь тонкой корочкой, и она трещала под напором ужаса, бурлящего внизу, ужаса, основанного пусть и на отдаленных, но возможностях. Ма и па собирались в храм, новый, посвященный такому же калечному и бесполезному богу, как и сам Бедек. Его Верховный жрец, называющий себя Пророком, был еще большим инвалидом. Ниже рук у него ничего не работало, половина лица бессильно обвисла, а глаз на этой половине, поскольку веки не закрывались, совершенно высох и напоминал теперь гнилое яблоко-дичок. Снелл все это видел собственными глазами на улице, когда слабосильные последователи тащили Пророка на очередную площадь, чтобы он прокаркал там очередную проповедь насчет конца света, в котором спасутся лишь болящие и недоумки.

Неудивительно, что па так возгорелся. Он наконец нашел себе бога, похожего на себя самого, а ведь так оно всегда и бывает? Люди не меняются под стать своему богу, они меняют бога под стать самим себе.

Па и ма собирались в храм Увечного бога, где надеялись поговорить с Пророком. Получить божье благословение. И узнать, что сталось с Драсти.

Снелл не верил, что у них из этого что-то выйдет. Вот только все же кто его знает? Оттого-то он сейчас и боялся. А если Увечный бог знает, что сделал Снелл? А если Пророк ему помолится, выяснит всю правду и расскажет па и ма?

Тогда Снеллу, может статься, придется убежать. Но он прихватит с собой Кроху и Мяу, чтобы продать хоть за какие-то деньги, потому что деньги-то ему тогда понадобятся, и даже очень. И пусть кто-нибудь другой подтирает им вонючие…

Хорошо, ма, я за ними присмотрю. А вы идите, вдруг и правда получится что-то узнать.

Вы только на них взгляните – на исполненных надежд, вдохновленных дурацкой идеей, что кто-то другой решит сейчас все их проблемы, отведет напасти. Увечный бог. Да чего можно ждать от бога, если он увечный? Если сам себя исцелить не в состоянии? За Пророком ходят целые толпы. В мире полно бесполезных людишек, так что удивляться тут нечему. И всем им нужно сочувствие. Что ж, семья Снелла заслужила сочувствия, да и денег, пожалуй, тоже. Новый дом, до отвала еды и пива. Более того, они заслужили слуг и горничных, а еще людей, которые будут вместо них думать и делать все необходимое.

Снелл вышел наружу, чтобы взглянуть, как ма катит па вдоль переулка, скрип-скрип.

За спиной у него громко завздыхала Кроха, вероятно, готовясь завыть, поскольку ма куда-то делась, а случалось такое нечасто. Что ж, придется паршивку заткнуть. Надавить ей как следует на грудь, пока не вырубится, и тогда снова станет тихо. Лучше, наверное, вырубить сразу обеих. Так будет легче их во что-нибудь завернуть, чтобы удобней было нести, если он все же решит сбежать.

Кроха заплакала.

Снелл повернулся в ее сторону, малявка его увидела, и ее плач превратился в визг.

– Верно, Кроха, – ухмыльнулся Снелл. – Я уже иду к тебе. Уже иду.

И направился к ней.

Беллам Ном знал, что случилось что-то плохое, даже ужасное. Атмосфера в школе казалась гнетущей, чуть ли не ядовитой. Что не слишком способствовало изучению дуэльного мастерства, всего того, что нужно для выживания в вооруженном поединке.

С личной, сугубо эгоистической точки зрения, это не могло не раздражать, но чтобы позволить подобным мыслям себя одолеть, нужно быть бесчувственным ублюдком. Источник бед заключался в том, что на Скаллу Менакис навалилось нечто. И раздавило ее. Что, в свою очередь, выбило из колеи Мурильо, который ее любит – в чем не было ни малейшего сомнения, поскольку иначе он не стремился бы быть с ней рядом, учитывая, как она с ним обращалась. Со всеми, но с ним особенно.

Выяснить, что же именно случилось, оказалось непросто, поскольку говорили об этом мало, но он взял привычку задерживаться в школе, стоя в тени, как будто ему всего лишь захотелось немного охладиться после целого колокола упражнений на палящем солнце. А слух у Беллама Нома был острый. Имелся у него и еще один талант, с которым он, похоже, родился: умение читать по губам. Оно тоже пошло на пользу. От Беллама Нома вообще мало кому удавалось хранить секреты.

Учитель Мурильо принял какое-то решение и шагал сейчас, почти не разбирая дороги, так что Беллам Ном быстро осознал – особо скрываться, следуя за ним, необходимости нет. По пятам у него мог маршировать сейчас целый легион Багровой гвардии, а он и не заметил бы.

Беллам не был уверен, какая ему выпадет роль в том, что должно произойти. Важно было лишь, что, когда настанет время, он окажется рядом.