Матьё Габори - Сумеречные королевства

— Наконец-то… наконец-то, — проскрипел он. — Скоро ты заплатишь, предатель. Ты искупишь свою вину. Только посмотрите на него! — Элиос повернулся к серым кардиналам. — Что-то он не выглядит уверенным, не правда ли? Он знает, что Элиос уготовил ему страшную судьбу. Судьбу, которую он заслуживает.

Психолунник грубо поднял меня и толкнул в центр комнаты. Тень и цистра лежали на полу вне досягаемости. Я поискал глазами Танцора, но малыш оставался невидимым. Элиос по-прежнему держал меня за шею — сил сопротивляться уже не осталось. Он прижал меня к стене и медленно провел пальцем по моим длинным бровям.

— Ты хочешь быть похожим на него, ты украл его самые прекрасные черты. Его лицо, оно снится тебе каждую ночь? Ты видишь кошмары, просыпаешься в холодном поту?

— Я… я ни о чем не жалею, — выпалил я, судорожно глотая воздух.

— Ах так! — взвыл Элиос. — Сейчас ты забудешь о своей наглости!

Он понизил голос и прошептал прямо мне в ухо:

— Сначала я думал об огне, о том неумолимом пламени, которое навсегда пожрет твою душу. Но это слишком легкое наказание для того дьявола, чьим воплощением ты являешься. Нет, ты будешь жить. Однако сначала я намерен вырвать эти брови. Я превращу тебя в человека, который не способен выдержать яркость дневного света. Не сомневаюсь, что Сангрина будет счастлива, когда ты станешь безвылазно торчать в ее проклятой таверне.

Оскалившись, Элиос вырвал у себя из лица черный острый, словно кинжал, мясистый шип. Не обращая внимания на боль, он принялся кромсать мои брови.

— Вот так, — сказал психолунник, любуясь содеянным. — Я приговариваю тебя к вечной ночи. Впрочем, именно об этом ты всегда и мечтал? Остается еще одна очень важная вещь, твои чудесные ручки, с помощью которых ты так любишь играть на цистре и даже заставляешь плясать Танцора! Идите сюда.

Два серых кардинала молча исполнили приказание своего предводителя.

— Держите его руки, да, вот эту. Агон, долгие месяцы я терпел страшную боль от шипов Ловцов Света, и все для того, чтобы передать тебе прощальный дар деревьев. Что ты об этом думаешь? Я хочу, чтобы каждый раз, когда раздается удар твоего сердца, ты встречался взглядом с Дьюрном, чтобы его невинность жалила тебя.

— Остановись, не делай этого… Дьюрн пожертвовал собой ради королевства. Я был лишь инструментом, он покончил жизнь самоубийством.

— Заткнись! Как ты смеешь оскорблять его память ложью? Демон, ты — демон, порождение теней Абима.

Он вытащил из лица еще один шип и воткнул его в большой палец моей руки. Острая боль отдалась во всем теле. Я взвыл, а Элиос продолжил свое занятие, вонзая по колючке в каждый мой палец.

— Теперь понимаешь? — воскликнул он. — Отныне они станут частью тебя. Попробуешь извлечь шипы, и твои пальцы сгниют, словно мертвая плоть. Конечно, можешь отрезать себе руки и играть на цистре культями…

Психолунник зловеще расхохотался. Его ненависть парализовала меня. Этот человек испытывал к Дьюрну какую-то болезненную, извращенную любовь. Казалось, ничто не сможет развеять печаль, которая затаилась у него во взгляде.

— Я долго обдумывал свою месть, Агон, — сказал Элиос. — Я оставляю тебе цистру и Танцора. Посмотрим, как ты сможешь с ними обращаться. Справедливость восторжествовала… Я покидаю тебя, но оставляю на память частицы Школы Ловцов Света. Наконец-то ты поймешь, что значит это название. Ты возненавидишь белый свет.

И больше, не говоря ни слова, он удалился. Шаги серых кардиналов еще звучали на лестнице, а я уже соскользнул в беспамятство.

Войска жанренийцев и кехитов встретились в узкой долине, затерявшейся меж двух горных кряжей, и потому надежно защищенной от посторонних взглядов. Меж отрогов этих гор прятались редкие деревни, жители которых люто ненавидели ургеманских баронов. Именно им военные поручили следить за тем, чтобы никто не проник в долину.

В центре долины высился небольшой холм со старой укрепленной фермой. В наступивших сумерках ее полуразрушенные зубчатые стены с бойницами и башенками напоминали свернувшегося клубком и уснувшего дракона.

Жанренийцы и кехиты, расположившиеся по обеим сторонам холма, приглядывались друг к другу, пока их генералы держали совет на ферме.

Жанренийская армия объединила в своих рядах лучших рыцарей страны. Взгромоздившись на боевых коней в попонах, они явились при полном параде: поблескивали пластины тяжелых доспехов, за плечами приторочены щиты, родовые знамена плескались на ветру. Рядом с рыцарями на более легких конях сновали привлеченные войной наемники в кольчугах и касках. Войско кехитов в основном состояло из лучников, прославленных воинов, облаченных в кожаные рубахи. Все они были вооружены длинными луками, которые сейчас отдыхали за спинами своих хозяев.

Обе армии были немногочисленны. Жанренийцы и кехиты смогли собрать десять тысяч человек. Однако все прибывшие в долину были ветеранами, закаленными воинами, которые не раз слышали грохот сражений. Их знамена, поистрепавшиеся за годы непрекращающихся войн, яростно хлопали на ветру. Несмотря на уговоры опытных всадников, лошади волновались. Их смущали люди в черных тогах и их странные экипажи, затесавшиеся в эту сияющую железом толпу. Пол у ночники, поднявшись на боевые колесницы, уделяли внимание лишь своим связанным Танцорам.

Внутри укрепленной фермы вели переговоры полководцы обеих армий. Вторжение в Ургеман требовало небывалой смелости, и потому все собравшиеся не могли забыть о возможности поражения и его последствиях. Представителям Ордена Полуночи удалось убедить бывалых генералов, но последним совсем не нравилось, что ими помыкают какие-то там колдуны. Однако все военачальники отлично понимали, что другого столь удобного случая может и не представиться: власть Верховного барона превратилась в фикцию, он тщетно пытался объединить под своими знаменами вечно грызущихся ургеманских баронов. Королевство раздроблено. Единственной реальной силой в стране до последнего времени оставалась ургеманская Магическая криптограмма, но затменники подорвали ее изнутри, и это не могло не вдохновлять захватчиков.

Жанрениец Амрод хлопнул руками, закованными в латные перчатки.

— Все уже сказано. Завтра, как стемнеет, перейдем границу. Наша атака будет такой стремительной, что бароны даже глазом моргнуть не успеют. Кехиты, вы знаете, что делать: ваши лучники должны безостановочно жалить войска противника, если они попытаются объединиться. Мы же двинемся в глубь королевства. И в скором времени голова Верховного барона будет красоваться на острие пики…

Кехиты молчаливо одобрили предложенный план. Кочевники никогда не отличались излишней разговорчивостью. Они согласились сражаться бок о бок с жанренийцами лишь потому, что остро нуждались в свободном проходе к морю. Их страна больше не могла сносить грабительские пошлины, которые ургеманские бароны взимали с торговых караванов, идущих из пустыни Кех.