Татьяна Коростышевская - Кисейная барышня

— Эдак мы до завтра ехать будем, — протянула я.

— Мы куда-нибудь торопимся?

— Про тебя не знаю, а у меня дел невпроворот. Во-первых, надо на кухне распорядиться, чтоб для лекаря с Маняшей кушаний наготовили, да наведаться в винный погребок, да придумать, что Наталье Наумовне наврать про утреннюю отлучку, да… Иван! — Я возбужденно завертелась. — У меня же Гавр занедужил! Я ему, кажется, спину поломала.

— Это уже никуда не годится!

— Так не нарочно же, просто силы не рассчитала.

— Ты ерзаешь!

— Да нет, я его ногой…

Зорин чертыхнулся и приподнял мне бедра, отодвигая практически на луку седла.

— Ты на мне ерзаешь, а я, Серафима, не железный.

— Да? — Я заливисто расхохоталась. — А по ощущениям, довольно твердый.

Иван пустил лошадь в галоп, пришлось захлебываться смехом и ветром, попадающим в приоткрытый улыбкой рот.

— Идем твоего питомца осматривать, — велел Зорин, когда мы оставили нашего скакуна на попечение конюхов, и пошел к отелю, даже не предложив мне руку.

— Я попросила Карла Генриховича к нему вызвать, — я догоняла чародея. — Господин Отто котиков тоже пользует.

— Ну тогда я там без надобности.

Мы раскланялись со знакомыми, встреченными по дороге. Зорин даже замедлил шаг и не отшатнулся, когда я взяла его под руку. Я выглядела в сей момент огородным пугалом, поэтому пообещала себе для следующей нашей с Иваном прогулки выбрать самое милое платьице. Такой видный мужчина и спутницу рядом достойную иметь заслуживает.

У его нумера мы простились. Едкую заготовленную тираду я озвучивать не стала, видела, что чародей находится в состоянии до крайности нервическом, и даже знала, из-за чего.

В апартаментах меня ждали обе Марты и Наталья Наумовна. Последняя прибывала в истерике.

— Баюн ваш, барышня, ее цапнул, — прошептала Марта-толстушка.

— Или она его, — в другое ухо нашептала худышка, — там бабушка надвое сказала.

Натали сотрясала рыданиями козетку, на которой возлежала.

— Холодную воду в тазу несите, — скомандовала я горничным, — ароматические соли, нашатырь. Господин Отто где?

— Так он удалился уже. Госпожа Бобынина как раз на прощанье из своей спаленки изволила появиться.

— Почивать барышня изволила почти до полудня.

— Доктор как ее увидал, так и счел за лучшее…

— Увидал и услыхал.

— Чернавки подлые, — это уже Наталья Наумовна соло выступила. — Хамки, мужички!

— А Гаврюшенька…

— Исчадие тьмы! Зловонный демон! — Натали громко стонала.

— А барышня Бобынина…

— Всем замолчать, — веско произнесла я, негромко вроде сказала, а прочие притихли, даже Наталья Наумовна продолжала трястись без слов.

Я натерла ей виски, приложила ко лбу смоченное полотенце, заставила выпить воды.

— Ну же, Натали, будь умницей. Девушки мои приказы исполняли, никакого самоуправства не учинили. А то, что с Гавром у тебя мира нет, так вам и видеться с ним часто не придется. Я с управляющим поговорю, мы тебя в другие апартаменты переселим.

— Невозможно, чтоб ты одна с этим котом проживала.

— Я не одна буду. Ты же новостей еще не знаешь! Отыскалась Мария Анисьевна, с ней несчастный случай приключился, но через несколько дней она уже сможет службу подле меня нести.

Тут я ситуацию слегка преувеличила, но очень уж хотелось кузину успокоить. Однако эффект получился противоположным. Натали всхлипнула, горько, уже не истерично:

— Больше я тебе не нужна, никому я не нужна…

Мне стало стыдно. Подлая ты девка, Серафима. Наталья Наумовна всего лишилась, и гризетки своей, и романтического интереса. С Лулу ты, положим, ни при чем, а вот Ивана Ивановича именно ты переманила.

— Да как же я без тебя, Натали, — пошла я на попятный. — Без тебя мне никак нельзя. Мы же родственницы, сестричка, вместе должны держаться. Только и Гаврюшу я отлучить не могу, он животина бессловесная, я за него отвечаю. Вот и изыскиваю способы, чтоб и тебя не потерять, и его не обидеть. Хочешь, он из моей спальни появляться не будет?

— Хочу, — кивнула кузина. — А еще хочу Маняшину комнатку за собою оставить.

— Конечно, милая. Для няньки я велю у себя еще одну кровать поставить.

Наталья Наумовна все еще кручинилась, поэтому я использовала тот способ ее успокоить, который ни разу не подводил:

— Одевайся к обеду, у меня как раз премиленькое платьице для тебя имеется. Марта, Марта, помогите барышне Бобыниной облачиться в то, на что она укажет.

Горничные с кузиной скрылись в гардеробной, я пошла к себе. Гавр лежал на подушке, был он в бинтах, сквозь которые проступали пятнышки какой-то оранжевой субстанции.

— Как ты, разбойник?

Васильковый глаз посмотрел на меня с недовольством: «Чего разбудила?»

Я почесала котика за ушком, он замурчал и сызнова заснул.

У кровати стояла полупустая плошка с молоком и еще одна, с обглоданным рыбьим хвостом. Аппетит у нас преотменный.

На прикроватном столике обнаружилась записка от доктора, где он сообщал, что питомец мой страдает неким лишаем, которого Карл Генрихович доселе в практике не встречал, но наложил страдальцу мазь, от которой тому всенепременно полегчает. Доктор собирался нанести нам повторный визит завтра после обеда.

«Касаемо вашей, любезнейшая Серафима Карповна, просьбы… — писал далее почтенный эскулап. — Завтра же я буду иметь удовольствие сопроводить вас к одной из упоминаемых мною в последней нашей беседе персон, вторая, к сожалению, к разговору абсолютно непригодна…»

Мне пришлось дважды перечесть щедро украшенные завитушками строки, чтоб понять, что он имеет в виду.

Ведьмы! Я просила Карла Генриховича свести меня с ведьмами, выжившими после прошлого пробуждения Крампуса. Только вот теперь мне эта встреча вроде без надобности. Маняша ведь нашлась.

Я сложила записку.

Неудобно отказываться. Старец прилагал усилия, узкими тропками хромал, чтоб мне разговор устроить, а мне без надобности? Нет уж, схожу, авось не убудет. Ивана еще можно пригласить для компании. Доктору скажу, что Зорин — свой человек, таиться от него более не будем. Платьице надену палевое, шляпку на тон темнее и новые перчатки, невесомые, кружевные, сквозь которые кожа ощутит любое прикосновение руки спутника.

В дверь постучали, я выглянула, чтоб Гавра не тревожить.

— Барышня Бобынина изволили к обеду в одиночестве спуститься, — сообщила Марта-толстушка, — идёмте, Серафима Карповна, мы и вас обиходим.

— А что, гонг к обеду уже был? Я не слышала.

Дверь в спальню я прикрыла, можно было не шептаться.

Марта пожала сдобными плечиками:

— Так Наталья Наумовна так верещать изволили, что любой гонг прослушать можно.

Марта-худышка в гардеробной уже расправляла на манекене синее простое платье.