Руслан Бирюшев - Тяжёлый день лета 1808 года

— Это кто такие, и почему их не завернули обратно? — Рыкнул капитан.

— Они… бумаги предъявили. С подписями… — Перепуганный юноша, отвечая, смотрел даже не в лицо командиру, а за его плечо, на надвигающегося Эсраила.

— Чьими подписями? А, дьявол… — нарастающий топот копыт заставил капитана вновь обратить внимание на поле боя. Карабинеры проскакали мимо редутов, опережая разрозненных Гончих всего на несколько корпусов. Всадники понесли потери, но пока небольшие — зверям досталось сильнее. За последним карабинером пехотинцы спешно выставили рогатки, смыкая линию обороны. Тотчас же треснул ружейный залп — тяжёлые пули пехотных фузей выкосили первые ряды Гончих, как траву. Но сильно поредевшую волну это не остановило — звери налетели на рогатки у оснований редутов и между ними, визжа от ярости, продолжили рваться вперёд, напарываясь на деревянные колья, карабкаясь друг на друга. Грянул второй ружейный залп. Перестроившиеся карабинеры подскакивали к трещащим под напором стаи рогаткам и рубили особо наглых тварей палашами. И тут над полем боя разнёсся трубный глас. Протяжный, оглушающий, вибрирующий. Земля задрожала под ногами, с брустверов осыпалась земля. Туман в центре Эсраила расступился, открывая вид на четвёртый багровый шар — тот крепился к среднему усику на середине его длины, и светился красным, напоминая закатное солнце.

— Есть! — Воскликнул Буле. — Вот ядро! Посыльный, передайте на батарею…

Два крайних усика наклонились к среднему. Из венчающих их шаров вырвались тонкие красные лучи, собравшись в один на ядре, отразившись от него в сторону человеческих позиций. Рубиново-красный луч света ударил в крайний восточный редут. Буле едва успел прикрыть глаза ладонями. Обдало жаром, как из печки — когда ненадолго открывают, и тут же закрывают заслонку. Выждав пару секунд, капитан отнял руки от лица. В глазах его плясали яркие пятна. Восточный редут опустел. Люди и штурмующие вал Гончие испарились в мгновение ока, деревянные укрепления вспыхнули как спички и тоже обратились в прах, земляные стены оплыли, оплавились. Позади редута осталась полоса выжженной земли.

Батарея полевых орудий не стала дожидаться приказа — канониры и сами увидели открывшееся ядро чудовища. Грохот шестифунтовок не шёл ни в какое сравнение с рёвом монстра, но для ушей капитана Буле звучал как музыка. Снаряды просвистели очень близко от цели, однако ни один из них не задел сияющего алым ядра Эсраила. Чудовище неспешно затянуло прореху чёрным туманом, скрыв своё уязвимое место. Артиллеристов это не смутило — орудия начали бить вразнобой, прицельно. Чугунные шары один за другим ныряли в клубящееся чёрное марево — при везении один из них вполне мог поразить сердце монстра. На переднем крае же наметились проблемы — хотя рубиновый луч испепелил сонмище Гончих у восточного редута, оставшихся это ничуть не огорчило, и звери ринулись в открывшуюся прореху, переваливая через оплывший вал. Буле направил в контратаку кавалеристов и единственный резервный взвод пехоты. Улучил момент, чтобы снова глянуть на странный экипаж. Возле того уже собрались пять человек в штатском. Высокая женщина в мужском платье распаковала свой свёрток, и теперь взвешивала на ладони его содержимое — короткое копьё. Двое мужчин разворачивали складную треногу непонятного назначения, перебрасываясь с женщиной короткими репликами, слышать которые Буле не мог. Да ему было и не до того — по правую руку пехотинцы уже поднимали на штыки первых Гончих, одолевших укрепления. Земля во второй раз задрожала от вибрирующего рёва Эсраила, образующий его тело туман во второй раз раздался в стороны. На сей раз чудовище не стало мелочиться — луч рубинового света полоснул по рощице, в которой скрывалась полевая батарея, поджёг деревья и всё, что было под ними. Загремели вполне обычные разрывы — рвались снарядные ящики, выбрасывая к облакам серый пороховой дым. Буле скрипнул зубами, но постарался не измениться в лице. Перегнувшись через бруствер офицер хладнокровно разрядил пистолет прямо в морду лезущей на вал Гончей. Ситуация вовсе ещё не была безнадёжной — не зря же капитан запрятал гаубицы в самом тылу. Эсраил уже сталкивался с артиллерией и знал, как она опасна. Но люди всё равно были хитрее. Если удастся сдержать Гончих на валах или хотя бы на ретраншементе, пока чудовище не подойдёт вплотную…

Но плану капитана не суждено было сбыться. За его спиной сверкнул поразительно чистый, солнечно-золотой свет и сияющий росчерк рассёк небосвод надвое. Продолговатый сгусток золотого пламени прочертил небесную лазурь над головами солдат, вонзился в аморфную дымную тушу Эсраила. Чёрный туман расступился перед ним, обнажая алое ядро — и золотой сгусток пронзил багровую сферу навылет, умчался дальше, исчез за облаками. А ядро Эсраила… лопнуло. Красными брызгами оно разлетелось в разные стороны — и вслед за ним лопнули три других сферы на кончиках усиков. Буле не знал, из чего сделаны чудовища, и впервые видел смерть одного из них — но больше всего это напоминало кровавый дождь. Усики медленно осели наземь, исчезнув за деревьями, а чёрный туман развеялся на глазах — казалось, его разогнал сильный порыв ветра. На смену туману пришла радуга — странного оттенка, зато полная дуга, протянувшаяся над местом гибели Эсраила. Гончие, только что бешено рвавшиеся на штыки солдат, неожиданно отпрянули, заметались туда-сюда, явно не зная, что им делать.

— Из-за валов не выходить до команды! — Всё ещё ошарашенный, Буле нашёл в себе силы отдать нудные распоряжения. — Вести беглый огонь по Гончим! Отправьте людей на батарею, поищите выживших!

Он оглянулся на экипаж, запряжённый четвёркой вороных… и увидел его лежащим на боку в полусотне шагов от прежнего места. Там, где стояли странные люди в штатском платье, образовалась чёрная выжженная плешь, похожая на след от попадания рубинового луча Эсраила. Буле готов был жалованье за всю жизнь прозакладывать, что именно там свернул золотой свет, и именно оттуда вылетел огненный сгусток, поразивший чудовище — хоть сам этого и не видел. Оставив командование редутами на лейтенанта Димонта, капитан в сопровождении адъютанта и пары солдат поспешил к обгорелой плеши.

Экипаж неизвестных выглядел как варёное яйцо, по которому стукнули кулаком — один борт вмялся внутрь. Лошади, отброшенные вместе с экипажем, были мертвы — они не ржали, не бились, не пытались высвободиться. Пассажиров Буле разглядел не сразу — они валялись на земле почерневшими сломанными марионетками. Одежда спеклась с их плотью, и различить, кто из них кто, пожалуй, не смогли бы и близкие родичи. Капитан видывал разные виды смерти, однако от такого даже бывалому вояке сделалось бы не по себе. К немалому удивлению капитана, трупов оказалось лишь четыре. А точно в середине обгорелой плеши лежала на боку та самая женщина в мужском платье — с виду невредимая. Буле с адъютантом подбежал к ней, перевернул на спину — и сразу убедился в ошибочности своих первых выводов. Правая рука незнакомки, которая поначалу не была ему видна, превратилась в головешку — понять, где кончается рукав, а где начинается плоть, не представлялось возможным. Удивительно, но никаких следов пламени на одежде женщины больше не было — ни правый бок, ни плечо не пострадали. Бледное, очень красивое холодной точёной красотой лицо незнакомки тоже пострадало — круглые очки в тонкой золотой оправе буквально впечатались в него. Осколки линз, чудом пощадив веки, иссекли кожу вокруг глаз сотней порезов. Правая дужка, согнутая, вмялась в висок, не проломив кость, но содрав хороший кусок кожи. И всё-таки женщина выглядела куда как лучше своих спутников.