Себастьян Кастелл - Тень рыцаря

– Нет, помнишь, что сказал Шуран? Это оружие стоило бы ему в два раза больше, если бы он покупал новое. Как они могли позволить себе такую роскошь? На самом деле, даже если бы они те прежние мечи покупали, они бы знали настоящую цену кованого оружия.

– Значит, кто-то снабжал крестьян клинками, – догадалась Дариана. – Но почему? Из благих побуждений?

– Нет, – задумчиво произнесла Валиана. – Нет, так могла бы поступить Патриана: вооружить крестьян своего врага и подтолкнуть их к бунту, чтобы войско герцога зря тратило на них свои силы. Чтобы сохранить мир, солдат требуется в три раза больше, чем бунтовщиков, – таким образом, враг ослабляется изнутри, и его проще победить на поле боя.

– Но герцоги в этот раз даже не пытаются сохранить мир, – заметил я.

– Они не могут… Эта женщина, супруга герцога Росета, была права, Фалькио. Рыцари должны нагонять страх, чтобы другим неповадно было бунтовать против своего господина, иначе как герцоги смогут противостоять армии Трин, когда она сюда заявится?

В голове эхом зазвучали слова Бейтины: «Что должен делать слабый человек с клинком в руках, когда окружающие начинают сомневаться в его силе?» Я повернулся и увидел, как Брасти медленно побрел в сторону, оглядывая каждый труп, словно художник, который хочет написать портрет каждого селянина.

– Кест, иди за ним и приведи обратно.

На лице у него заиграло сомнение.

– Фалькио, я не уверен, что он…

– Сейчас же, – сказал я. – Брасти может потерять рассудок потом, а сейчас он нужен мне со своим луком и яростью. Хочет убивать рыцарей? У меня есть для него целая дюжина.

Кест припустил по дороге.

Валиана преклонила колено рядом с мальчишкой не старше двенадцати, который от одного удара лишился лица. В руках он все еще сжимал стальной клинок, который был слишком тяжел для него – вряд ли он мог его даже поднять. Валиана аккуратно разжала его пальцы и взяла клинок, затем вытащила свое оружие и вложила в руку погибшего.

– Он гораздо тяжелее, чем твой, – заметила Дариана.

– Я теперь сильнее, и если мне придется драться с рыцарями в доспехах, как раз пригодится клинок потяжелее.

– Что ж, – хмыкнула Дари. – Рада, что ты наконец-то обрела добродетель отмщения.

– Дело не в отмщении, – ответила она. – Если южные герцоги хотят сделать так, чтобы крестьяне даже не помышляли о бунте, то, уничтожив одну деревню, они не остановятся.

– А зачем им останавливаться? – спросил подошедший Брасти; он опирался на Кеста, словно ноги не держали его. – Зачем им всем останавливаться? Они убили короля, а мы ничего не сделали. Они прибрали к рукам страну, и мы ничего не сделали. – Он стряхнул с себя руку Кеста. Встал на колени рядом с убитым мальчиком, с которым Валиана обменялась клинками, и неумело пригладил его волосы. – А теперь… Теперь они сотворили такое. Зачем им останавливаться, если им не приходится расплачиваться за свои деяния?

Я посмотрел на Кеста, рассчитывая в основном на его поддержку, но он даже не взглянул на меня.

– Их слишком много, Фалькио. Трин, герцоги, рыцари и дашини… Мы даже не знаем всех своих врагов. Просто их… Что ты хочешь, чтобы мы сделали?

Они стояли и смотрели на меня, и лица их были так же неподвижны, как у мертвецов из Карефаля. Как я могу теперь их о чем-то просить? Валиана не получила должного обучения, но взяла клинок, который слишком тяжел для нее. Дариана ожесточенно дралась с нашими врагами, но доверять ей можно было не больше, чем им. Кест, святой клинков, мог в любой момент перестать контролировать себя. Брасти, жизнерадостный негодяй, терял рассудок, его разум разлетался на тысячу осколков от вида обгорелых останков жителей деревни. А мне, умирающему болвану, осталось лишь несколько последних боев с врагом, которого я не видел и уж тем более не надеялся победить. Пятеро сломленных человек, пытающихся сохранить разваливающуюся на части страну. Остались только мы.

– Вы правы, – сказал я. – Их слишком много, а нас слишком мало. Они затевают заговоры внутри заговоров, и на нас со всех сторон нападают наемники, но знаете что? Мне уже все равно. Вы говорите, что не знаете, кто теперь наши враги. А я скажу, что они не знают, кто мы такие. Может, наш бой безнадежен. – Я поглядел на Кеста с Брасти: у них были мрачные лица, однако я улыбнулся. – Но ведь безнадежные драки – это наш конек.

Воцарилась тишина, и долгое время я не слышал ничего, кроме ветра, раздувавшего тлеющие угли сожженных домов.

Первым заговорил Брасти.

– С чего начнем? – спросил он цинично и безапелляционно, но от искорки надежды в его словах я впервые за долгое время ощутил тепло.

– Мы станем на них охотиться, – ответил я.

– На кого? – спросила Валиана. – На рыцарей?

– Рыцарей. Трин. Дашини. Будем охотиться на всех.

Дариана фыркнула.

– И когда найдем их всех, что дальше?

Я улыбнулся – возможно, просто ради того, чтобы позлить ее, или потому, что любил этих людей, несмотря на их разрушенные жизни, а может, потому что, если тебе ничего другого не осталось, ты улыбаешься смерти в лицо.

– Проще простого, – ответил я. – Мы научим их первому правилу клинка.

В самом сердце замка Арамор расположена маленькая библиотека, известная как Королевский атенеум (или, как называл ее Брасти, «смешная круглая комнатушка, где король показывает своим аристократам, какой он умный»). Вскоре после того, как герцоги отрубили королю голову, они разграбили библиотеку – видимо, благородные мужи и дамы хотели поразить окружающих своим умом. Однако, если расчистить толстый слой пыли и паутины и поискать среди тех книг, что герцоги оставили валяться на полу библиотеки, можно найти не слишком внушительный том, который называется «О рыцарской храбрости».

Вы можете предположить, что напыщенные герцоги в первую очередь пожелали бы, чтобы подобная книга украсила их каминную полку. В конце концов, какой дворянин, распираемый чувством собственной значимости, не любит подолгу разглагольствовать о чести и верности своих рыцарей? (Не говоря уж о деньгах, которые он на них тратит.) Несомненно, подобный трактат, доблестно названный «О рыцарской храбрости», станет предметом зависти и споров между герцогами?

Увы, обложка трактата порвана и изношена, она выцвела, порыжевшие страницы не слишком приятно пахнут заплесневелой кожей и гниющей бумагой.

Если бы кто-то из герцогов подобрал эту книгу, он бы заметил, что ее написал Арлан Хеменсис, и после краткого исследования узнал бы, что человек этот служил писцом далеко не в самом благородном доме, а затем провел много лет в темнице в результате спора с герцогским рыцарем. Рыцарь чрезвычайно огорчился из-за того, что старик отказался оплатить ему новый табард взамен старого, который был испорчен, обагренный кровью Верена Хеменсиса, единственного сына Арлана. Это случилось во время поединка рыцаря с юным Вереном… Для рыцаря не имело никакого значения, что мальчику было всего лишь семь с половиной лет и, вызывая рыцаря на поединок, он думал, что это всего лишь игра. В конце концов, поединки – священная обязанность герцогских рыцарей.