Алексей Селютин - Выжить [СИ]

— Неважно, Дагнар. Спасибо. Приму с радостью и обещаю вернуть, — улыбнулся я.

— Не за что, — ответит тот. — Одного анирана мы потеряли и нельзя дать потеряться второму. Без них в лагере будет туго. Некого будет слушаться.

Я посмотрел в голубые глаза бесхитростного здоровяка и вздохнул. Похож ли он на предателя? Похож ли на того, кто не сможет сдержать слово? Похож ли на того, кто разболтает секрет? Нет, он похож на того, верит и смотрит с надеждой. Он похож на того, кто не понимает, что у этой общины нет будущего. У всего мира оно, возможно, появилось, но лагерь исчезнет через пару-тройку лет. И ничего от этого не спасёт. Ни мольбы, ни анираны, ни тот, кого он собрался слушаться.

— Послушай, Дагнар, — сказал я и натянул на шею дополнительный шнурок. — Я вернусь, но не собираюсь задерживаться. Я должен двигаться дальше. Изучать ваш мир и искать возможности ему помочь. Я не буду сидеть с вами у котла следующие 7 зим. Это не мой путь. Это путь того, кого уже нет с нами. Я пойду дальше. А вы… Что будете делать вы… Это мне неведомо. Но уже сейчас я могу сказать, что вы обречены.

— Что ты такое говоришь, аниран?

— Каждая зима забирает у вас силы, забирает у вас людей. Сколько вас было, когда Джон основал общину? А сколько осталось сейчас? Вы обречены на вымирание. Как бы вы не старались сохранить жизнь именно здесь, у вас ничего не получится. Что вы будете делать, когда вас останется 30? А когда 20? Сколько зим для этого придётся пережить? Мой тебе совет, Дагнар: подумай над тем, чтобы уйти к людям. Туда, где ещё теплится жизнь. Вам всем надо над этим подумать. Отправляйся в город или найди большую деревню. Ты опытный пахарь и теперь знаешь, как устроена водяная мельница. С твоими знаниями ты найдёшь себе применение… Да, я понимаю, что сорваться с насиженного места непросто. Но тебе придётся подумать над моими словами. У Джона была мечта просто жить и не тужить. Но он был неправ. Это бессмысленно. Рано или поздно вас найдут. А если не найдут, вас убьёт зима. Даже если вы сможете выживать достаточно долго, чтобы вырастить детей, то что ждёт их дальше? Через сколько зим они останутся одни без капли знаний об окружающем мире? Попытки Джона основать коммуну были похвальны, но они утопические. Без возможности продолжать жизнь, маленькие общины обречены на вымирание. И случится это раньше, чем вымрут города. Так что задумайся над моими словами. Как бы я был вам не рад, как бы не был благодарен, вернувшись, я опять уйду. И уйду насовсем… Спасибо за ре-не-лар, Дагнар. Ты хороший мужик. Добрый и верный. И, надеюсь, неглупый.

Озадаченный пахарь ушёл, а мы с Феилином продолжили выбирать лук. Следопыт смотрел на меня с нескрываемым уважением и протянул свой собственный. Сказал, что это лучший лук из всех имеющихся и не стал слушать моих возражений.

— Спасибо, Феилин, — я положил ему руки на плечи и посмотрел прямо в глаза. — Завтра перед рассветом я выхожу. Ты переправишь меня на другую сторону и забота о Дейдре и её бабушке ляжет на твои плечи. Я рассчитываю на тебя.

— Ты — милих, Иван! Я верю в это! — в ответ он возложил руки на мои плечи, а затем поклонился. — И я тоже расчитываю на тебя. Ты должен помочь нашему миру! Просто потому, что я не знаю других, кто может это сделать.

— Я для того и отправляюсь в путь, чтобы понять, как вам помочь. Вы добрые люди и я не могу отблагодарить вас бездействием. Я не тот, кто ждёт. Я тот, кто действует…

…После того, как я заявил, что на рассвете выхожу, Дейдра долго не давала мне спать. Её утренние недомогания бабушка легко купировала своим чудо-отваром, а потому к ночи сил у неё оставалось слишком много. Хоть она и выполняла какую-то работу по лагерю, хоть зашивала мои одежды и пекла хлеб, в поте лица не работала. Зато как наступала ночь, её было не остановить. Горячая молодость, новые познания в плотских утехах, которыми я с ней охотно делился, делали её неутомимой. Она терзала меня очень долго, а когда я окончательно выдохся и потянулся за сухим листиком, чтобы положить его на уголёк и вдохнуть дым, остановила. Крепко прижалась всем телом и попросила воздержаться.

— Я не хочу, чтобы ты злился утром, — произнесла она. — Пожалуйста, только не завтра. Не надо.

— Хорошо, милашка, — улыбнулся я. — Тогда тебе придётся сделать так, чтобы я не спал всю вашу короткую ночь. Но не так как ты делаешь обычно!!! Я уже слишком старый для таких марафонов!

— Фи, — фыркнула Дейдра и перестала тянуть руки туда, куда не надо. — Разве ж можно устать, предаваясь любви? Это же так прекрасно!

— Вот и расскажи мне, насколько это прекрасно. А я послушаю и… надеюсь, не засну…

Я заснул, конечно, хоть её тихий рассказ о том, как сильно она любит, заставил сердце сжиматься. Неискушённая девушка открыто говорила, что у неё на душе и предавалась мечтам о том, что хотела бы испытать дальше. Рассказывала, как она счастлива и не умолкала ни на минуту. Щебетала, щебетала и незаметно меня усыпила.

Но никаких голосов ночью я не слышал. Спал очень крепко и проснулся от толчка: Мелея тихо тормошила меня за руку. Подсвечивала факелом и сразу отворила ставни. Я прищурился и рассмотрел за окном серое небо.

— Солнце скоро встанет, — сказала она. — Пора.

Я посмотрел на мирно спящую Дейдру, улыбнулся и подумал было её не будить, но опять вмешалась Мелея.

— И ей тоже пора, — прошептала знахарка. — Расставание с анираном отдастся сильной болью и будет лучше, чтобы она примирилась с ней сразу.

— Я же ненадолго, — я с трудом сдержал мощный зевок. — Как в той книге — туда и обратно.

Я выпил горячего отвара, который принесла Мелея, и принялся одеваться, пока Дейдра продирала глаза. Благодаря мастерству Кервина, ботинки сидели отлично и нигде не натирали. Штаны из двух слоёв козлиной кожи плотно облегали ноги, а тёплая куртка, подбитая шерстью, защищала от холода. Я вновь посмотрел на Дейдру, которая нехотя просыпалась, и поднял рюкзак. Весил он прилично и я даже поморщился. Затем прицепил к поясу кинжал, лопатку, спрятал огниво и поднял лук с пучком стрел.

— Я готов, выходим.

Эти слова привели Дейдру в чувство и она принялась торопливо одеваться. Я оставил их с Мелеей и вышел на двор. Темень уже отступала и я смог различить Феилина, топтавшегося в нескольких шагах от избы. Посмотрел на общий дом, зафиксировал в памяти огромный котёл, из которого столько раз черпал кашу, услышал тихое блеяние из сарая, и, впервые со времени своего появления, почувствовал себя как дома. Я давно смирился с тем, что в мой настоящий, земной дом я никогда больше не вернусь. И теперь чувствовал, как не хочу уходить из этого. Такое же чувство я испытывал, когда маленьким уезжал на сборы. Когда ездил на соревнования. Тогда мне тоже было тяжело. Но сейчас, казалось, ещё тяжелее.