Алексей Селютин - Выжить [СИ]

— Интересная задача, — хмыкнул он. — Постараюсь сделать, аниран. Ранняя весна у нас дождливая и тебе не помешает иметь хорошие башмаки…

…Половодье всё же застало нас врасплох. И Дагнар, и Морванд, и Руадар говорили, что такой дикой реку ещё не видели. Пришлось рыть каналы выше по течению и наспех сооружать плотину из брёвен и грязи. Я рубил щитом как ненормальный. Превратил в пеньки почти все деревья в округе и, благодаря этому, лагерь удалось спасти от затопления. Мы чуть не потеряли одну из двух лодок, мельница погрузилась в воду до половины, и едва не затопило сарай с блеющими от страха козами. Но мы выстояли. Всей мужской бригадой, которая заметно поредела после зимы, устало смотрели на ледоход, слушали треск льда и понимали, что сейчас нам повезло. Повезло, потому что был я. Не было бы меня, никогда бы в жизни они так быстро не возвели бы плотину. Тогда бы затопило весь лагерь. Затопило амбар, погреб, сарай. Даже общий дом. И что бы тогда они делали без провизии, запасов, семян на рассаду, никто не представлял…

Когда вода сошла и запели первые птички, каждый в лагере испытал облегчение. Весна, как говорила Дейдра, приносила новые надежды и люди свято в это верили. В первые солнечные и более-менее тёплые деньки, когда из-под земли начали пробиваться крошечные зелёные ростки, настроение в лагере заметно улучшилось. Люди снимали шапки, тулупы и подставляли лица под тёплые лучи солнца. Радовались, что удалось пережить очередную зиму. И постепенно забывали о потерях, которые она принесла.

Я же помнил обо всём и не забывал, куда мне предстоит отправляться. Чёртов голос пытался напоминать мне об этом чуть ли не еженощно и пришлось заткнуть его с помощью листьев дерева Юма. Я уже примерно понял, какая должна быть минимальная порция, чтобы вырубиться полностью удовлетворённым, но избежать привыкания. Дейдра боролась со мной, утверждая, что «дым забытья» нужно употреблять ради удовольствия, а не ради сна. Но она не знала того, что знал я. Она не слышала этот голос, который безжалостно будил среди ночи. Она не боролась с ним каждый день. И я не стал ничего ей объяснять.

Так же как и не стал ничего говорить о скором походе. В первые дни весны, которые она так ждала, Дейдра выглядела отрешённой. Односложно отвечала, часто ходила хмурой и недовольной. Казалось, её ничего не радует. Замечая такое настроение, я не решился поставить её перед фактом. Мне казалось, что она не только не одобрит это решение, но и захочет стать пятым колесом в телеге — захочет пойти со мной. А этого я всячески хотел избежать. Хрупкая девушка в лесу будет лишь задерживать. Быстро поймёт, что лес — не место не для неё, и захочет вернуться. Но я возвращаться не собирался, пока не отыщу место, где закопал неизвестного бедолагу. Пока не найду и не выясню, чем владел этот носитель чёрной метки.

Потому сразу принял решение ничего Дейдре не говорить. Поставить перед фактом только тогда, когда придёт время. А затем попросить не гневаться и дождаться. Всё же в лагере у неё есть родной человек. С бабушкой вдвоём пережить короткую разлуку будет куда легче.

В тот день, когда ледоход дней пять как закончился, а из земли только-только начали появляться молодые ростки, Дейдра опять прихворала. Я с трудом растолкал её утром и удивился бледности заспанного лица.

— Ты что, милая? — обеспокоенно спросил я, осторожно держа за подбородок. — На тебе лица нет. Тебе плохо?

— Мне снилась какая-то дрянь, — вяло ответила Дейдра. — Голова кружится. Да, мне плохо.

Я вскочил, влез в штаны и подал ей воды.

— Выпей. Может, полегчает.

— Не хочу. Она стоялая и противная, — отмахнулась она и перевернулась на другой бок. — Выспаться хочу.

— Давай я тебе отвару принесу? Того, которым бабушка поила, когда ты болела.

— Давай, — согласилась она. — И мёду, если можно.

— Хорошо, — я всунул ноги в ботинки, созданные креативным Кервином, и обернулся, когда она закашлялась. — Простуда, что ли?

— Не знаю. Мне совсем худо, Ваня.

Дейдра опять повернулась на бок и в этом время её стошнило. Стошнило прямо на шкуру сунугая. Спазмы повторились несколько раз и она без сил опала на недавно сшитую подушку.

Я подскочил в тот же момент, прислонил руку к лбу и почувствовал жар. Откинул шкуру и принялся торопливо натягивать на неё тулуп. На тонкие ступни одел не по размеру сапоги и поднял на руки.

— Потерпи, милая. Я тебя к бабке отнесу. Она поможет.

— Мне плохо, — со слезами на глазах произнесла она, обхватила мою шею и прижалась к груди. — Я не хочу, чтобы мне было плохо. Не хочу болеть.

Я отворил дверь и осторожно вынес Дейдру. Заметил, как на меня удивлённо смотрят мужики, которые наново ставили во дворе большой котёл, и с профессиональным размахом засадил ногой в дверь знахарской избы. Дверь жалобно затрещала и через секунду в проёме появилась недовольная Мелея.

— Что ещё такое?

— Ей опять плохо, Мелея, — обеспокоенно сказал я. — Как тогда, помнишь?

— Ложи скорее на кровать! — скомандовала она и пропустила меня внутрь. — Что с тобой, внученька?

— Мне худо, бабушка. Очень худо.

— Ложи её, Иван, — Мелея живо расстелила кровать и принялась мне помогать.

— Может, она отравилась чем? — предположил я и застыл, вспомнив о старейшине Элестине. Нет, не может быть, чтобы он настолько спятил, что попытался отравить девушку, к которой я испытывал сильные чувства. Если бы это подтвердилось, я бы его на месте четвертовал.

— Отравилась? Почему? Организм отвергает пищу?

— Её только что сильно рвало…

— Помоги мне её раздеть, — не дожидаясь, Мелея принялась стаскивать тулуп и расстёгивать пуговицы на ночном платье. Я освободил ноги от ботинок и вместе мы смогли раздеть Дейдру.

Простынёй, которая в этом лагере была только у неё, Мелея прикрыла обнажённую девушку. Затем принялась осматривать лицо и подмышки, ощупывать грудь и живот. Затем, когда добралась до паховой области, остановилась. Внимательнее присмотрелась, словно что-то заметила, и категорически заявила:

— Так, а ну-ка выйди!

— Что? С чего бы это?

— Пусть Ваня останется, бабушка, — тихим голосом попросила Дейдра и протянула мне руку.

— Нет! За двери! Живо!

Мелея нахмурилась, а когда я так и остался стоять, принялась меня выпихивать.

— Да ты чего, Мелея? Ты что творишь?

— Оставь меня с ней. Я должна полностью её осмотреть и поговорить.

— Хорошо, хорошо. Только не надо пихаться… Дейдра, милая, крепись. Я буду недалеко.

— Хорошо. Бабушка, у меня же не серьёзная болезнь?

Но «бабушка» не ответила и всё же выпихнула меня наружу. Захлопнула дверь у самого носа, а потом с такой же яростью захлопнула и ставни. Я выругался себе под нос и принялся взглядом искать старейшину Элестина. Не дай Боже он и её что-то подсыпал. На куски порублю!