Кира Измайлова - История Гермионы [СИ, Истории 1-7]

Когда я вернулась он сидел в той же позе, низко опустив голову и спрятав лицо в ладонях.

— Сэр? — тихо произнесла я, коснувшись его плеча. — Все в порядке?

— Да. Идите на занятия, Грейнджер, — ответил он. — Идите.

— Конечно. Ухожу, — заверила я. — Я… Можно зайти вечером?

— Не сегодня. Всё, вам пора!

Я кивнула, хоть он не мог меня видеть, и вышла.

На следующем занятии по защите Гарри опять сцепился с Амбридж и получил новую отработку. Анджелина Джонсон, новый капитан нашей сборной, устроила скандал в Большом зале, а МакГонаггал, узнав, в чем дело, дополнительно сняла баллы с Гриффиндора.

— По-моему, она правильно предупреждала, чтобы ты не спорил с Амбридж, — сказала я, и в итоге Гарри не разговаривал со мной целых два часа.

Когда мы пришли на трансфигурацию, в уголке сидела Амбридж со своим блокнотом.

Профессор МакГонаггал вошла в класс твёрдым шагом, будто не замечая присутствия наблюдающей, и начала урок, игнорируя покашливания.

— Я хотела узнать, профессор, — сказала наконец Амбридж, добившись внимания, — получили ли вы мою записку с датой и часом инспекции вашего…

— Очевидно, получила. В противном случае я спросила бы вас, что вы делаете на моём уроке, — ответила МакГонаггал и демонстративно повернулась к ней спиной. — Повторяю: сегодня мы будем упражняться…

— Кхе, кхе…

— Интересно, — МакГонаггал повернулась к Амбридж, — как вы собираетесь ознакомиться с моим методом преподавания, если намерены ежеминутно меня прерывать? Видите ли, я обычно не позволяю разговаривать в классе, когда говорю сама!

Амбридж поджала губы, но умолкла, а мы принялись за работу. Ну а после занятия подзадержались ровно настолько, чтобы услышать, как жабочка спрашивает МакГонаггал:

— Как долго вы преподаёте в Хогвартсе?

— В декабре будет тридцать девять лет.

Будто в личных делах преподавателей нет этой информации! Хм… Ну, могу предположить, что тут и личных дел-то нет.

С очередной отработки у Амбридж Гарри пришел бледный, и рука, которую он обмотал носовым платком, была в крови. Мне настолько осточертели все эти фокусы, что я пошла прямиком к МакГонаггал: она же наш декан, почему она смотрит сквозь пальцы на то, что вытворяет Амбридж?!

— Отчего же мистер Поттер не пожалуется сам? — спросила МакГонаггал, выслушав мою тираду (опять слишком сбивчивую и быструю, никак не могу избавиться от этого!)

— Он считает, что не следует беспокоить вас и тем более директора такими мелочами, мэм, — ответила я. — Если помните, в прошлом году то же самое было с его шрамом, и в итоге…

— Поттер сильно страдает из-за этих отработок? — перебила она.

— Да, — твердо сказала я. — Он который вечер возвращается с перебинтованной рукой, а сегодня с повязки капала кровь, мэм! Плевать на квиддич, но это уже чересчур! Я, как староста факультета, имею право заявить о дурном обращении с учеником. И кем бы ни была эта… профессор Амбридж, разве вы не должны рассмотреть такое обращение, как декан нашего факультета?

— Конечно, вы имеете право заявить, мисс Грейнджер, — кивнула МакГонаггал, — А я обязана разобраться в ситуации. Только скажите: вы тоже хотите заполучить такую отработку?

Я онемела.

— На что вы намекаете, мэм?

— Я ни на что не намекаю, мисс Грейнджер. Я лишь хочу сказать, что если мистер Поттер не в состоянии удержать язык за зубами, то отлучение от квиддича и эти… гм… отработки, возможно, действительно пойдут ему на пользу.

— Вы же прекрасно понимаете, что он не остановится! — вспылила я, но тут же остыла, вспомнив о хроновороте. Нет-нет, я даже не думаю о нем…

— Мисс Грейнджер… — МакГонаггал встала, обошла свой стол и положила руку мне на плечо. — К сожалению, я никак не могу воздействовать на профессора Амбридж.

— А директор?

— Боюсь, и он тоже, — по ее тону явственно читалось, что он мог бы, наверно, но почему-то не желает вмешиваться. — И я была бы вам очень признательна, если бы вы постарались удерживать мистера Поттера от опрометчивых поступков. До сих пор вам неплохо это удавалось.

«Неужели!» — подумала я, но вслух сказала:

— Правильно ли я поняла, мэм, что ни вы, ни директор Дамблдор не можете или не желаете пресечь издевательства над учеником? Потому, что профессор Амбридж назначена Министерством, и вы боитесь даже сделать ей замечание, чтобы не полететь из своих кресел?

— Мисс Грейнджер, что вы себе позволяете?! — вспыхнула МакГонаггал, аж отпрянув от неожиданности.

— Я всего лишь сказала правду, разве нет? — пожала я плечами. — Вы не станете нас защищать, как профессор Флитвик защищает своих воронят, профессор Спраут — барсучат, а профессор Снейп — змеенышей. Ваши львята сильные, они сами справятся, верно? Ну что ж…

Я отколола от мантии значок и положила его на стол, прижав ладонью так, чтобы он намертво впечатался в дерево и прирос, на это моих сил вполне хватало, даже без палочки.

— Я не достойна звания старосты, мэм, — сказала я. — Я отказываюсь от сомнительной чести носить его. Раз уж ни декан факультета, ни даже директор не могут слова поперек сказать министерской жабе, то этот значок тем более ничего не стоит… Всего доброго, мэм!

И я ушла, не дождавшись ответа.

Путь мой лежал в подземелья.

— Грейнджер, вы опять напоминаете Кракатау накануне извержения, — сказал мне профессор Снейп, впустив в свой кабинет. — Успокоительного со льдом, смешать, а не взбалтывать?

— Хватит тазика с холодной водой, — заверила я и взвизгнула, когда на меня обрушился ледяной душ: — Тазика, а не водопада! Уф… спасибо, сэр…

— Не за что, я беспокоился о собственной безопасности, — совершенно серьезно ответил он, походя высушив меня и всё вокруг. — Если вы не в курсе, Грейнджер, то легилименту чертовски больно, когда он попадает на такой выброс, какой произошел у вас. Со мной такого никогда не случалось, так… иногда чувствовал слабые отголоски. А вы еще сознание раскрыли и пригласили посмотреть… А я любопытный, не удержался. В итоге чуть сам не сдох.

— А что вы там видели? — спросила я, помолчав.

— Грейнджер, это ведь не кино, — серьезно ответил Снейп. — Не движущиеся картинки. Когда ты читаешь кого-то, особенно, если он сам открылся, то воспринимаешь не просто зрительные образы, но все его эмоции.

— И все же?

— Да я слов-то таких не знаю, — помолчав, сказал профессор. — Не сумею описать. Страшно, больно, грустно, одиноко, тоскливо, горько, обидно — этого мало, верно?

Я кивнула.

— Вы правы, словами не опишешь. И… извините за тот раз.

— Ну что вы, Грейнджер, — негромко произнес он, — не за что извиняться. Просто впредь не доводите дело до срыва. Если что, я всегда готов вылить на вас еще пару галлонов холодной воды.