Игорь Осипов - Бабье царство [СИ]

Сесть внутри пришлось на рюкзак с личным имуществом, так как никаких скамеек не имелось. Да и так всё было наполовину заставлено овощами, а пространства фургона соразмерно грузовой газели. Следом за мной заскочила Катарина. Храмовница села рядом со мной, она молча глядела на ведьму с какой-то вымученной улыбкой и остекленевшими глазами.

— С тобой всё хорошо? — тихо спросил я. Не знаю, что за чёрная кошка пробежала между этими двумя особами, но когда наёмница шмыгнула носом, Лукреция даже ноги поджала.

— Да, — прошептала Катарина в ответ. — Скажи ей, пожалуйста, что я человек. Я настоящая.

— Зачем? — нахмурился я и ещё тише спросил. — Она же и так тебя услышала.

Действительно не понимал, что происходит.

— Пожалуйста, поручись за меня, — краешком рта проговорила девушка, — скажи, что именем самой ночи ручаешься.

Я себя чувствовал не просто не в своей тарелке, а полноценным дауном. Совершенно не понимал ситуации. Какое поручительство? Зачем?

И тут на козлы повозки с криком: «Пошёл, родимый! Пошёл, рогатенький!» заскочила Урсула. Когда бычок потянул фургон и тот с лёгким покачиванием тронулся с места, она оглянулась на нас и ухмыльнулась.

— Эта, юн спадин, ты просто скажи, что эта бестия схватила тебя за стручок и не выпотрошила, — на всю округу, как колхозница в поле, произнесла мечница. — А эта, стручок-то у него, добрый, али нет? — подмигнув Катарине, спросила наёмница, заставив покраснеть и меня, и её.

— Стручок как стручок, — выдавила из себя храмовница. И судя по выражению лица, она сейчас была готова убить Урсулу.

Я же перестал понимать, вообще, что-либо. Меня обсуждают при мне же. Уже оказывается, что я переспал со своей спутницей, хотя сам не в курсе событий. Хотя чему я удивляюсь, это же бабы. Они же без сплетен никуда, но вот что за поручительство такое?

— А что, меня должны были выпотрошить? — немного ошалев от таких новостей, спросил я. Зато ведьма выдохнула.

— А эта как повезёт, — ухмыльнулась Урсула. — Но обычно орден трижды печать перепроверяет. Трупы на улицах им не нужны.

Я потёр лицо и забормотал.

— Без стакана не разберёшься.

Видимо, пробормотал на местном, так как Урсула сразу оживилась пуще прежнего.

— А эт завсегда, юн спадин! Тётя Урсула не даст умереть от жажды.

И она сунула руку в мешок под козлами, между прочим, предназначенный мне, и вытащила из него бутылку. И это было не местное пойло, а земное шампанское. Неужто эта тётка уже успела порыться в вещах. Помня её прошлое в роли ландскнехта — запросто.

За этой бутылкой последовали ещё три, как раз по одной на каждого пассажира. Одну я взял и зажал в руках. Вторую пришлось сунуть в пальцы неподвижной Катарины.

— Лукреция, — тихо произнёс я, протягивая третью волшебнице. — Я ручаюсь за неё. Мы были в одной постели, и я жив.

Магесса сперва поглядела на бутылку, словно не понимая, что от неё хотят, и только потом взяла. Она вздохнула и повернула голову в сторону удаляющейся мастерской. Узенькие улочки и невысокие рабочие домики ремесленно слободы, сливались в некий затейливый калейдоскоп. Везде виднелись работающие женщины, несущие горшки, корзины и мешки. Все они с неодобрением провожали фургон, заставляющий их прижиматься к стенам. В этой тесноте с ним тяжело разминуться.

В какой-то момент Лукреция подалась поближе к борту, со скрипом стиснутых зубов глядя на благообразную женщину, которая помахала нам вслед рукой. Казалось, от той ненависти, что излучала волшебница, можно дозу радиационного облучения получить.

— Гайнас, — процедила она ругательство, означающее старинное название гиены. То есть, ночной падальщицы. А я вздохнул, хороший у меня коллектив подобрался, дружный, весёлый, приветливый, и тараканы у них как на подбор — культурные, образованные, послушные. Ведьма, которая ни с кем разговаривать не хочет, да ещё и шпионка. Храмовница, которая почему-то могла меня разорвать. И до кучи тётка-ландскнехт без каких-либо комплексов. А если вспомнить другие встречи, то ещё и наивная до неприличия Клэр. Пожалуй, только леди Ребекка отличается умом и сообразительностью, но ей палец в рот не клади, откусит как шоколадку, а потом ещё и повесит на суку.

В общем, добрый женский коллектив.

Оторвавшись от проклинаний старушки, Лукреция начала крутить фольгу на горлышке бутылки, разрывая ту в клочья.

— Нет, не так! — закричал я, когда волшебница впилась пальцами в проволоку.

Женщина остановилась и, сверкая глазами, поглядела на меня. Я же взял свою бутылку и сунулся к заднему борту, для чего пришлось облокотиться на колени Катарины, но тут уж можно не комплексовать, раз назывался любовником, буду вести эту линию до конца. К тому же такие планы я имел, но сначала надо выяснить, почему меня могли выпотрошить, а то против ножа презервативы не помогут, знаете ли.

Бутылка оказалась за пределами фургона, и я быстро её откупорил. Пробка с громким хлопком вылетела куда-то вверх, из горлышка полилась пена, а проходящая мимо мастерица чуть не выронила тюк с тканями, наверняка думая, что это выстрел. Естественно, мне помахали вслед кулаком.

После этого я сел на место и дождался, когда прогремят ещё три выстрела. Шампанское пить пришлось прямо из горлышка, и я пожалел, что нет ведёрка со льдом, ибо оно было тёплое. И ради этого можно побыть прогрессором — дать этому миру холодильники.

— Ну что девушки! За знакомство! — громко произнёс я. — Меня зовут Юра! Едем к старой баронессе в незваные гости.

— Лукреция да Бэль.

— Катарина да Мария да Шана-ун.

— А я тётя Урсула.

— Вот и перезнакомились, — ухмыльнулся я, когда барышни приложились к горлышкам. В общем, мне нужно шпионить за ведьмой, а ведьма будет шпионить за мной. То ещё веселье.

Город потихоньку удалялся от нас, съедаемый по кусочку низкими холмами. То один откусит от Галлипоса дольку, то другой. Вскоре и весь он скрылся из виду, вместе со своими храмами многочисленных богов, замками и усадьбами знати и теснящимся друг к друг другу двухэтажными домиками горожан. С рыжей черепицей на остроконечных крышах они казались неким антуражем для сказки типа «Золошок», «Красавчик и чудовище», «Бременские музыкантши» и «Красный колпачок».

Небо быстро портилось, его затягивало тучами, а деревья, ютящиеся между распаханных полей предсказывая скорый дождь. И в сырости мне меньше всего хотелось ехать, особенно если непогода затянется на несколько дней. Ещё со срочки ненавижу раскисшие дороги, прилипшую к сапогам жирную грязь, промокший насквозь комбинезон и испачканный до самой башни танк. Ненавижу ошмётки грязи и грязные брызги, вырывающиеся из коллектора системы охлаждения, оседающие на лицо тонким слоем и стекающие чёрными каплями за шиворот. Ненавижу само слово «грязь». Неважно, в каком она виде, жидкая, засохшая или замёрзшая.