Сергей Малицкий - Правила колдовства [СИ litres]

– Нет, посохи – это очень хорошие предметы силы, – закивал под смешки учеников Скриб. – Но слишком заметные. Жезлы, да еще хитро замаскированные – куда удобнее. Значит, бук с серебряной ниткой и с кошачьим волосом… Интересно, интересно…

– Все палочки разные, – подала голос Дина. – Из разных пород дерева и с разной начинкой. Мастер подбирал материал для каждого отдельно. Для… гармонии.

– Для гармонии? – вытаращил глаза Скриб. – Мастер?

Тис посмотрел на Джора. Тот сидел алый, словно лепесток шиповника.

– Дай-ка свой жезл, – шагнул к Дине Скриб. – Так-так… Клен! Надо же… Внутри тот же волос и бронза. А ну-ка, позволь коснуться твоей руки.

– Да пожалуйста, – хмыкнула Дина, протягивая руку.

– С ума сойти, – оторопел Скриб, закрыв глаза и прислушиваясь к чему-то. – Ни одной лишней ноты. Ни одного изъяна. Одно непонятно, отчего гула нет? Почему я не слышу силу? Чувствую, что есть уже она в жезле, но не слышу ее!

– Начертательное колдовство, – подал голос Тис. – Узор сохранения силы и непреложного таинства, сплетенный и замкнутый вокруг деревянной основы. Его не видно, он под кожицей.

– А клей? – спросил Скриб. – Его тоже не видно.

– Его нет, – хрипло произнес Джор, не поднимая глаз. – Кожица была выращена после нанесения узора. И внутри жезлов клея нет тоже.

Скриб не меньше минуты смотрел то на Джора, то на Тиса, потом выпустил руку уже забеспокоившейся Дины, отдал ей жезл, отошел к своему столу и в полной тишине сел за него. Затем извлек из кармана два жезла – один черный и потрескавшийся от времени с подвязанными к нему деревянными шариками. Другой – с вклеенным листом пергамента, обломанный с одного края и на вид еще более древний.

– Вот, – потряс черным жезлом Скриб. – Выточен из мангрового дерева. Пропитан солью. Раскаленной спицей мастер выжег отверстие в заготовке. Затем выварил ее в масле, стянув перед этим кожей. Вставил внутрь уже серебряную спицу, которая не требует натяжки, и залил отверстие расплавленным янтарем. После этого нанес защитный узор охрой и покрыл все это черным лаком. До сего дня я считал этот жезл лучшим из тех, что мне попадались в руки. Лучшим из действующих. Он ведь еще и был сделан в виде игрушки.

Скриб потряс жезлом и читальный зал наполнился мелодичным стуком деревянных шаров.

– Очень много лет назад, когда на свете еще не было даже ваших прадедушек и прабабушек, маленький Скриб лежал в кроватке и забавлялся этой игрушкой, – вздохнул старик.

Тис не сдержал улыбки и тут же поймал улыбки на лицах обернувшихся к нему и Джору девчонок.

– А вот это жезл… – старик взял в руки сломанную палочку, – когда-то был еще лучше. Во много раз. Мастер не просто делал его. Он выращивал магический атрибут. Рассекал прямую яблоневую ветвь, рассекал прямо на дереве. Вставлял в нее косицу, сплетенную из серебра и мягкой бронзы. Не туго сплетенную. И тщательно зажимал рану на дереве. Лечил яблоню. И не трогал потом ее долгие годы. А ведь хорошая яблоня плодоносит до тридцати лет. Но и потом, срезая ветвь, не губил дерево. Заливал срез варом. Но главное заключалось в том, что он вырезал из полученной ветви жезл, подобных которому не мог сделать больше никто. Волокна древесины сливались с начинкой, прорастали через нее, натягивали. Когда этот жезл был целым, он звенел и от силы, и от начинки. Он сломался не от времени. Однажды он спас жизнь подросшему Скрибу, который попал в жуткую переделку. Отдал всю силу в одну секунду и не выдержал. Сломался. Как будто был не жезлом, а настоящим воином. И я его храню с тех пор. Вещицу, на изготовление которой была потрачена четверть века. Для многих – целая жизнь. Но вот что я должен вам сказать, дорогие мои.

Скриб убрал жезлы в карман.

– Те жезлы, что у вас на столах, лучше этого удивительно жезла, что спас мне жизнь. В десять раз лучше. Может быть в сто или даже в тысячу. Кто их сделал? Неужели ты, Джор?

Весь поток повернулся к Джору, который был готов провалиться сквозь землю. И, сдвигая стол, мальчишка поднялся и пробурчал чуть слышно:

– Я же не один делал. Мне вот Тис помогал. Подсказывал. С рисунком, с заклинанием. Ориант дал деревяшки. Габ и Уинер помогли их обработать и просверлить. Тинга – из младших – рисовала узоры. А я только подбирал каждому дерево и начинку в тон, собирал все и… сращивал. У меня способность… к деревяшкам. Так особо ничего, а к деревяшкам – да.

– Святые боги… – покачал головой Скриб. – Кажется, сегодня первый день, когда я и в самом деле готов поверить, что из этой безумной затеи с Приютом Окаянных что-то получится. Что я могу сделать для тебя, парень? Надеюсь, ты понимаешь, что у тебя зачет по всем моим наставлениям до конца твоего обучения в Стеблях?

– Я очень благодарен вам, – склонил голову и пробормотал срывающимся голосом Джор. – Но можно я все равно буду приходить на ваши занятия и сдавать все зачеты? Ну, чтобы не облениться. И не могли вы мне дать на время тот сломанный жезл? Вдруг мне удастся его починить?

– Его дерево умерло… – ответил Скриб.

– Но ведь если я его оживлю, это же не будет считаться темной магией? – забеспокоился Джор.

– Не будет, – задумался Скриб, медленно подошел к столу Джора и Тиса и положил на столешницу сломанный жезл. – Но у тебя ничего не получится. Хотя я и буду за тебя болеть. И, может быть, поверю в чудо.

– Тогда я просто его верну, – пожал плечами Джор. – Если ничего не получится.

На том занятии Скриб словно скинул с плеч лет пятьдесят. Он внимательно осмотрел все сделанные Джором жезлы, записал имя удивительной мастерицы Тинги, пообещав ей такое же благоприятствование, как и самому Джору, а в конце занятия принес целую вазу деревянных кубиков, шаров и прочих поделок, каждая размером с ноготь большого пальца, выкрашенных в черный или серый цвет и снаряженных вставленным в древесину оловянным ушком-усиком. До самого конца занятия Скриб добродушно рассказывал об этих чудесных, как он сказал, «пищалках». По сути, это были те же предметы силы, но роль они играли совсем другую.

– Какую же? – подал голос Джай, которому, как видно, больше всего хотелось, чтобы про их с Фличем посохи забыли навсегда.

– Охранную, – проскрипел Скриб. – И предупредительную. На стоянке в чужом месте, особенно там, где могут подойти враги, их можно развесить на кустах или спрятать в траве. Да еще снабдить наговором. Они все обожжены на медленном мертвом огне, так что их почти невозможно углядеть. Да и олово плохо улавливается самыми зоркими колдунами. Хотя, конечно, если вы внимательно слушаете наставления Брайдема, то понимаете, что эти пищалки снабжались оловянными усиками и петельками уже после обжигания. Кроме всего прочего они весьма популярны у богачей. Их развешивают в хранилищах, и уж если кто-то и покусится на чужое добро, то хороший колдун всегда сможет узнать, кто это сделал. В пищалках остается след, поскольку всякий вор волнуется, боится, а уж если он при этом еще и колдует, то уж точно не останется неузнанным. То же самое происходит и на городских заставах. Конечно, колдун сможет пройти незамеченным мимо любых пищалок, но если он при этом будет отводить глаза страже или скрывать что-то, то опять же – словно распишется об этом на пергаменте.