Дебора Хьюитт - Полуночник [litres]

– Нет, прошу тебя! – исступленно вскричал Кроули. – Не делай этого!

– Я… Я думаю, Рисдон прав.

– Это единственное, что может спасти ее, – пророкотал Рисдон. – Это единственное, что может спасти нас. Смерть – ее друг, а не враг!

– Нет, – покачал головой Кроули. – Ты задумал убить ее. Хладнокровно прикончить ее точно так же, как ты прикончил ее подругу.

Алиса лежала на спине и глядела в небесную даль. Надвигалась гроза: черные, набухшие дождем тучи мчались по небу, словно корабли, гонимые ветром. Боль острым кинжалом вонзилась в грудь, и Алиса впилась ногтями в землю, ломая пальцами хрусткую, оледеневшую траву. Она зажмурилась. Боль усилилась, накрыла ее жаркой волной и вдруг отступила, отхлынула прочь. Алиса вздохнула и открыла глаза.

Над ней склонилось чье-то удивленное лицо.

– Ты все-таки пришла? – спросил Линтувахти.

– Пожалуйста, прикончи меня без лишних слов.

Юноша-Смерть покачал головой.

– Я умираю, – прохрипела Алиса. – Полуночник, страж моей души, улетел. Сколько я еще протяну, прежде чем душа оставит меня и я умру?

– Немного протянешь, – спокойно уверил ее юноша.

– Не хочу я тянуть! – Боль кольнула ее, и она закрыла глаза. – Я так… проголодалась. Я чуть… Господи, я чуть… – Боль снова ушла. – Прошу, – взмолилась она. – Ты знаешь, кто я такая. Знаешь, на что я способна. Я – мор, я – казнь Египетская. Ловиатар… Ангел Смерти…

– Оставайся со мной, – предложил Линтувахти. – Будь моей спутницей. Рука к руке, полуночник к полуночнику.

– Я не хочу нигде оставаться, – покачала головой Алиса. – Я не хочу… Я вообще не желаю существовать! Я так и не увидела полуночника Джен. Ее настоящего полуночника. Уверена, ее душа была такой прекрасной, а моя… Господи боже, моя…

– Страдание тоже может быть прекрасным, – тихо сказал Линтувахти. – Через страдание, Алиса, обретешь ты истинное благо. Я вижу в сердце твоем ту же смуту, что томила сердце твоего отца. – Юноша задумчиво нахмурился. – Если хочешь, я воссоединю тебя с полуночником.

Линтувахти воздел руку к небу и улыбнулся.

Алиса прислушалась. В разлившейся тишине послышался трепет крыл: робкий и слабый, с каждой секундой он становился все сильнее и громче. Наконец появилась птица. Покружив над их головами, она сложила белые крылья, камнем кинулась вниз и уселась на руке юноши. В ее черных блестящих глазах Алиса увидела свое отражение.

Линтувахти качнул рукой, полуночник Алисы взмыл в воздух и… испарился. И тотчас испарилась мучившая Алису боль, и она вздохнула легко и свободно.

– Я думала… Я думала, когда живой человек попадает на топь, в Зверинце открывается клетка, которая, словно магнит, притягивает его полуночника. Разве мой полуночник в конце концов не улетит в нее?

– Нет, – ответил юноша. – Я проник в твою душу, Алиса, добрался до твоего истинного «я» и выпустил его на свободу.

– Что? Когда?

– В больнице… – Алиса схватилась за грудь, вспомнив, как перед его уходом из палаты засверкала ослепительным светом нить на ее запястье, как разлилось по ее телу живительное тепло. – Приходи на Сулка-топь в любое время. И клетка не отворится для твоего полуночника. И дань не будет взыскана с тебя. Тебе всегда рады в Обители Смерти, ибо сама ты – плоть от плоти Смерть.

– Я…

Алиса содрогнулась, но вовсе не от холода. «Плоть от плоти Смерть»… Неправда… Она как никогда была полна жизни – жизни, весенним ручьем бежавшей по ее венам, согревавшей и будоражившей ее кровь.

– Сегодня твой полуночник вернулся к тебе, – произнес Линтувахти. – Впредь, если хочешь оставаться в живых, не теряй его больше.

Алиса слабо кивнула.

– Но Джен… Она умерла, – шепнула она, давясь словами. – Я сама это видела…

Джен умерла так же, как Сандра и Колин. Напрасно. Зря. Тщетность их гибели отозвалась в Алисе щемящей болью. Болью невозвратимой утраты… Джен. Джен больше нет…

– Знаешь, – улыбнулся юноша, хотя Алиса не сразу поняла, что его так развеселило, – не такой уж я бессердечный злодей, как ты полагаешь. Тут очень скучно и серо, а я, если честно, обожаю цвета и яркие краски… И эта рыжеволосая девушка…

Линтувахти двинулся прочь. И столь легкой была его походка, что, казалось, он не шел, а летел. Остановившись в отдалении, он кивком головы указал Алисе на что-то… кого-то, осторожно ступавшего по камням на берегу реки… На девушку с огненно-рыжими волосами, развевавшимися на ветру, словно рвущаяся в полет птица.

Юноша приблизился к простоволосой девушке, и сердце Алисы подскочило к горлу. Она не слышала, о чем Линтувахти беседовал с ней, но она видела, как Джен ему улыбалась. У кромки воды, где камни были гладкими и ровными, юноша снял плащ и расстелил его у ног Джен. Джен засмеялась, и они уселись вдвоем на берегу и принялись кидать камешки в реку Лету.

Алиса отвернулась. Из глаз ее брызнули слезы и, застывая на ветру, покатились на землю мерзлыми льдинками.

Тьма по ночам – вот что нравилось ей в Гленхесте больше всего. В Лондоне и Грачевнике ночной мрак разгоняли искусственным светом, здесь же, в маленькой деревушке на западе Ирландии, она могла никем не замеченная выскальзывать из дому и неспешно ходить по извилистым тропинкам в кромешной тьме. Она гуляла ночи напролет, потому что сон бежал от нее. Она упивалась темнотой, потому что днем не знала, куда спрятаться от стыда.

Гладя рукой шелковистую высокую траву, что росла вдоль тропинки, Алиса нога за ногу брела мимо одного из заброшенных домиков. Она знала, что он тут. Наблюдает за ней. Он частенько навещал ее, появляясь в дверях покинутых всеми жилищ или амбаров.

Она покосилась на него. Привалившись к косяку двери, скрытой сумерками, он, как обычно, не сводил с нее вопросительных глаз. Она кивнула. Он расслабил сведенные от напряжения плечи, мимолетно улыбнулся и поклонился, когда она, глядя прямо перед собой, прошла мимо. Да, все хорошо. Да, в этой глуши она как у Христа за пазухой.

И опека Кроули ей не нужна. Она не желает его заботы. Это она – монстр, таящийся в ночи. Она – отвратительный кошмар, удушающий спящего. Ей больше не страшны Стервятники. Ей страшна только она сама – то, откуда она пришла, то, что она едва не совершила. Очищение… Она была так близка к тому, чтобы справить кровавый пир.

С тех пор как она чуть не лишилась полуночника, чуть не потеряла саму себя, полуночник перестал от нее скрываться. Когда-то она отдала бы все, лишь бы взглянуть на него хоть одним глазком, но сейчас она отдала бы еще больше, только бы он перестал трепетать бледными крыльями в уголке ее глаз, беспощадно напоминая о том, что за чудовищная сила заключена в ее душе́.