Анастасия Петрова - На пороге Будущего [СИ]

Скоро в Рос-Теору приехал Хален.

Отмахнувшись от предлагавшего услуги Бахтира и растолкав растерянных охранников, он вошел в приемный зал, где Джаваль и Райхана спорили, нужно ли созывать экстренное заседание Совета или стоит подождать до завтра. Бледная, взволнованная Евгения повернулась к Халену. Он кивнул ей, коротко поклонился хозяевам, сел на низенькую тахту, сбросив на пол подушки. По его лицу стекал пот, костюм был весь в пыли.

— Я велел Бронку сразу скакать к вам. Надеюсь, завтра он будет здесь.

— Бронк покинул Этаку? — быстро спросил Джаваль.

— В последнем письме предупредил, что выезжает на следующий день. Я послал в Дафар сообщение ему, чтобы незамедлительно отправился в Рос-Теору.

Утолив жажду и торопливо пережевывая ужин, Хален рассказывал о последних событиях в Киаре.

Среди ночи в замок прибыл посланец Бронка из Этаки. Он едва держался на ногах, проскакав весь путь без отдыха. Хален принял его в спальне, где никто не мог подслушать их разговор.

— Мой господин, Этака взята!

— Она что же, и двух суток не продержалась?

Осушив подряд три чашки воды, гонец замотал головой.

— У города не было ни единого шанса. По всей стране гарнизоны отказались от присяги и перешли на сторону Нурмали и степного вождя. Этаку осадило стотысячное войско. Степняки привезли к стенам невиданное оружие, стреляющее металлическими шарами. Эти шары разнесли стены. Но воинам даже не пришлось лезть в образовавшиеся бреши: город открыли изнутри. Приближенные Процеро зарезали его. Говорят, там и хоронить было нечего. Дикарского вождя с триумфом проводили во дворец и объявили царем. Степняки и шедизцы называют его олуди.

Хален сложил на груди руки, ссутулился.

— Что это за оружие?

— Не знаю, господин. Нас там не было, незадолго до осады мы перебрались из столицы в городок ближе к иантийской границе и получали известия с некоторой задержкой.

Гонец утомленно закрыл глаза, прислонился к стене. Его руки дрожали, грудь судорожно вздымалась, будто он все еще мчался верхом.

— Я не привез вам письма от Бронка. Это счастье, что я вообще смог выбраться из Шедиза. Там сейчас режут всех иностранцев подряд, а если б у меня нашли письмо… Бронк просит вас немедля выслать ему верительную грамоту, подтверждающую его полномочия вести переговоры с новым правительством.

— Он полагает, что кто-то из этих дикарей потребует с него такую грамоту?

— Он говорит, Нурмали скорее всего будет и впредь соблюдать протокол, да и новый вождь не такой уж дикарь, как мы думали. Бронк рассчитывает встретиться с ними, вот для чего ему нужна грамота.

— Хорошо, — сказал Хален. — Ступай в казарму, поспи. Завтра утром я отправлю кого-нибудь в Шедиз с грамотой.

— Нет, мой господин, ехать должен я! Я знаю тайные горные тропы, что позволят обойти патрули, знаю верных нам людей.

— Пусть будет так. Иди отдыхать.

Утром курьер поскакал обратно на юг. А вскорости Бронк прислал сообщение, что встретился с вождем и выезжает в Киару. Хален решил немедля встретиться с Джавалем — обсуждать случившееся и искать выход следовало вместе.

Назавтра приехал Бронк. Он несся сломя голову, проделал длинный путь в несколько дней, но выглядел подтянутым и бодрым. Трудности всегда шли ему на пользу. Казалось даже, что на его лице, обрамленном серебристо-белой бородой, стало меньше морщин.

Джаваль собрал всех в своем кабинете, выгнал слуг. Он хотел выслушать Калитерада без лишних ушей. Бронк спокойно сидел у стола, помешивая ложечкой чай. Хален заложил руки за спину, с хмурым лицом замер напротив него. Евгения старалась быть такой же неподвижно-серьезной, как Райхана, но забывалась и принималась ходить по комнате, пока старая царица не дергала ее за рукав. Тогда Евгения садилась рядом с ней, но через несколько минут опять вскакивала. Джаваль, казалось, дремал в своем кресле, перебирая четки и время от времени бросая на Калитерада острый взгляд.

— Процеро не мог предвидеть такого. Никто не мог, — сказал Бронк. — Можно было бы предположить, что Нурмали объединится с пришельцами и попытается сам захватить власть. Но ведь случилось иное — он завоевал Этаку для другого человека. А шедизцы настолько устали от кровавого режима Красного дома, что с радостью поддержали захватчиков, лишь бы избавиться от ненавистного Процеро. Сейчас в стране более пятидесяти тысяч степняков и столько же собственных солдат. И одно небо знает, сколько еще воинов осталось в Галафрии.

— Эти земли постигла та же участь, что и Галафрию, — сказал Хален.

Но Бронк поднял руку, отрицая его слова.

— Ничего подобного. Ни одного города, ни одной деревни не было разграблено. Мы думали, что имеем дело с дикой ордой, которая налетает, убивает, забирает ценности и спешит обратно в свои степи, но это не так. Я никогда не слышал, чтобы у степных отрядов было хотя бы подобие порядка, но вождь навел в своих полках железную дисциплину. Поскольку шедизцы встали на его сторону, он запретил грабежи. Несколько отрядов, ослушавшихся приказа, он сразу покарал смертью. Степняки стоят лагерями по всей стране в ожидании его команд. Местные гарнизоны также несут службу в прежнем режиме.

— Чего же он хочет? — резко спросил Хален. — Вы видели его?

— Да, как ни странно, он принял меня и Мооса очень быстро, а мы-то уже приготовились ждать аудиенции несколько месяцев.

— Каков он? Чего хочет?

Бронк нахмурился, постучал пальцами по столу.

— Он олуди, без сомнения.

Хален метнул взгляд на Евгению, спросил нетерпеливо:

— Как он выглядит? Как разговаривает? Почему вы решили, что он — олуди?

— Издали его можно принять за степняка — такие же, как у них, длинные белые волосы, заплетенные в косу. Даже одевается он до сих пор по-дикарски. Когда я встретил его, на нем была безрукавка из оленьей шкуры и бесшумная кожаная обувь, какую носят охотники. Но его лицо… Это олуди, без сомнения, — повторил Бронк, и его прямые брови поднялись, будто в восхищении. — У степняков нет таких лиц. Я видел такие разве что на старых портретах героев прежних времен. У него голова орла или сокола, с гордым профилем, с мудрыми черными глазами. Нельзя определить, сколько ему лет, — у него тело тридцатилетнего воина, но когда я говорил с ним, мне чудилось, что говорю с человеком старше себя. Он обладает поистине священным обаянием. Увидев его, я понял, почему Нурмали отказался от претензий на трон и встал под его знамена. Он… он… — Бронк обвел глазами присутствующих и растерянно закончил: — Это истинный царь!

В тишине Хален хрустнул пальцами.

— Как его имя?

— Он носит дикарское имя — Алекс.

Евгения вскочила. В здешних языках не было сочетания звуков «к-с», и в устах Бронка это прозвучало как «Алекос». Но даже в таком виде слово пробудило что-то в ее памяти, и она почувствовала, что ненавидит этого Алекса, объявившего себя олуди.