Анастасия Петрова - Кто что скажет – всё равно

Художник Алиса Юфа

© А. Петрова, 2020

© ООО «РОСМЭН», 2020

Она меня не любила. Так не любила, что иногда доходило до смешного. Если я нормально готовился к уроку, она говорила, что я не подготовился. Если я отлично готовился, она говорила, что сочинение за меня написали родители. Когда я обращался к ней очень вежливо, она была недовольна тем, что я подлизываюсь. Когда я обращался к ней просто вежливо, ей казалось, что я хамлю. Когда я поднимал руку, чтобы ответить на вопрос, она обвиняла меня в том, что я в каждой бочке затычка. Когда я сидел тихо, ей не нравилось, что я молчу. Я не мог ей угодить никогда и никак. Она меня не любила, и я не мог понять почему.

Ещё ладно, если бы она была просто злой тётей, ненавидящей всех детей подряд, так ведь нет! С другими она была очень милой, весёлой, хотя иногда и строгой.

Я не сдавался. Я думал: если буду прилагать усилия, она в конце концов поймёт, что я хороший и учусь хорошо, поэтому относиться ко мне надо тоже хорошо. Я выполнял все её задания и все поручения. Она постоянно гоняла меня за мелом, просила намочить в туалете тряпку, вытереть с доски после урока, помочь нашему двоечнику Вале с домашним заданием, позаниматься с второклашками. Я делал всё и никогда не отказывал, но она продолжала злиться. Она говорила:

– А можно вытирать с доски так, чтобы разводов не оставалось?

– А можно так отжать тряпку, чтобы с неё вода не капала?

– А нельзя было догадаться принести сразу три куска мела?

– Я просила помочь Вале с домашним заданием, а не писать за него!

– Я просила позаниматься со вторым классом, а не изнурять их!

– Оставь эту чрезмерную вежливость!

– Опусти руку!

– Перестань молчать!

– Перестань тараторить!

– Перестань!

– Прекрати!

– Не надо!

Я не сдавался. Пытался понять, что такого в своей жизни мог натворить, из-за чего она меня не любит. Не мог понять.

– Может, подарить ей цветы или конфеты? Задобрить как-нибудь? – Паша пытался найти выход.

– Во-первых, она решит, что я подлизываюсь, а во-вторых, помнишь Новый год?

На Новый год я решил подарить ей конфеты. Вообще я купил их в сентябре, когда мы с классом ездили по обмену в Париж, но подарить решил на Новый год, чтобы повод был, а не с бухты-барахты. Три с половиной месяца конфеты лежали в холодильнике и ждали своего часа. Я заранее удостоверился в том, что они сделаны из невероятной химии, а значит, могут пролежать достаточно долго. И вот в конце декабря перед каникулами я взял конфеты, положил в рюкзак и пришёл в школу.

На первом уроке я долго думал и решил: ладно, подарю лучше в конце дня. После уроков я зашёл к ней в класс. Она проверяла работы. Подняла на меня равнодушные холодные глаза, с досадой произнесла:

– Твою контрольную ещё не проверила.

И снова уткнулась в тетради.

– Да нет, я…

Я почувствовал, что не могу. Не мог ей ничего подарить. Это было бы странно, неискренне и глупо. Но особенно – неискренне. Я так и ушёл с конфетами и потом ещё через месяц подарил их лору в поликлинике. Кстати, лор совсем не обрадовался, ну да ладно.

– Но ведь подарить ты хотел искренне? – донимал меня Паша.

– Искренне я хотел, пока сидел дома, а когда увидел её… расхотел.

– Ну тогда забей! На оценках ведь это пока не отражается. Ну или попробуй с ней поговорить. Приди и прямо скажи, что не понимаешь, за что она тебя так не любит.

Наверное, если бы речь шла о ком-то другом, я бы так и сделал, но я чувствовал, что с ней – не сработает. Обезоруживающая наивность её не обезоружит. Она только в очередной раз посмотрит на меня непонимающим взглядом.

В общем, целый год я маялся с этой учительницей, а потом весной вдруг заболел гриппом. И тут у меня случилась настоящая истерика. Я плакал и боялся не прийти в школу. Я думал, что, если не приду, она невзлюбит меня ещё сильнее. Я уговаривал маму отпустить меня, но мама есть мама. К тому же температура просто свалила меня с ног. И впервые за год я не пошёл на урок литературы.

– Ну как в школе? – хрипел я по телефону.

– Да нормально. Все передавали тебе, чтобы ты поправлялся, – говорил Паша.

– А она что?

– Тоже просила передать, чтобы ты выздоравливал.

– Правда?

Я ужасно обрадовался и подумал, что, может быть, теперь, когда я заболел, она меня пожалела и перестанет ненавидеть. На следующий день Паша рассказал, что она просила меня ни о чём не беспокоиться и спокойно поправляться. А ещё через день она спросила у Паши, как я себя чувствую.

Ура! После болезни в школу я возвращался окрылённый. Я думал: сейчас войду, а она мне улыбнётся, обрадуется, что я выздоровел.

Я открыл дверь в класс и поздоровался, она повернула голову, кивнула мне:

– За мелом сходи, пожалуйста.

Я ушам своим не поверил, но, как всегда, безропотно отправился за этим самым мелом. По дороге за мелом я сначала злился, обижался, придумывал, что скажу ей, когда вернусь в класс, а потом понял, что сказать-то мне нечего, мне даже не в чем её по большому счёту обвинить. Кроме того, что я ей не нравлюсь. И вдруг мне пришло в голову, что, может быть, для этого нет никаких причин. Ведь иногда мне тоже кто-то не нравится просто так. Почему-то. Сам по себе. Не нравится и всё. Я могу скрывать свою неприязнь, а могу не скрывать. Это уже зависит от меня. От того, кто мне не нравится, ничего не зависит именно потому, что для неприязни нет причин.

Я не нравился своей учительнице, и она этого не скрывала.

Я взял пять кусков мела и положил ей на стол.

– А нельзя было принести сразу… ого! Целых пять! Щедро! – Она иронически мне улыбнулась, и я прямо от кончиков пальцев ног до кончиков волос ощутил, как сильно я ей не нравлюсь. И тогда я подумал: а ведь она мне тоже не нравится, и в этом нет ничего особенного.

Когда у нас в школе один мальчик на уроке пукнул, все смеялись. Просто умирали от хохота. Он, кстати, сам сначала посмотрел на нас испуганно, а потом засмеялся. А Марина Станиславовна, учительница литературы, которая меня не любит, разозлилась. Она сказала: «Что смешного?» И почему-то посмотрела на меня. И хотя у меня почти всегда готовы ответы на её вопросы, тут я не нашёлся что ответить. Я просто перестал смеяться. С трудом, но перестал.