Анастасия Петрова - Кто что скажет – всё равно

– Я узнала – в пятницу будем в тридцатом кабинете.

– Ясно, – говорю я. Набираю в лёгкие побольше воздуха, и: – Надеюсь, вы не приняли всерьёз моё «ура»?

Марина Станиславовна замахала на меня руками:

– Витя!

Я почувствовал, что в очередной раз выставил себя идиотом, и попробовал снова реабилитироваться:

– Просто…

И тут мне вдруг пришло в голову, что ведь на самом деле я и правда не хотел стоять рядом с ней перед кофейным автоматом, на самом деле мне и правда было неловко, на самом деле я и правда хотел, чтобы она исчезла, на самом деле я был рад, когда она взяла наконец свой кофе и…

Я смотрел на учительницу, разинув рот, не зная, что сказать.

– Витя, я тебя поняла, – сухо произнесла она.

– Хорошо. – Я замолчал.

А что тут ещё скажешь? Она меня действительно поняла…

Мы с Пашей сидели у меня на кухне, ели морковный торт, который только что купили в «Метрополе», и я, как всегда, жаловался на учительницу по литературе – мол, я ей не нравлюсь, потому что она просто странная.

– Между прочим, могла бы быть нормальной тёткой. Я чувствую, что у неё есть потенциал! – восклицал я, размахивая свободной от вилки рукой.

– Да что ты говоришь?! – ухмылялся Паша.

– Ну да! Просто она сама к себе почему-то очень плохо относится. Она настоящий букет комплексов, если вдуматься. Например, она считает себя старой. Ты заметил? Она всё время вворачивает в разговор фразочки типа: «Не вижу, что ты тут написал, совсем слепая к старости стала» – и всё в таком духе. Это типа у неё юморок, но она и вправду считает себя старой. А как она одевается!

– И как же? – Паша смотрел на меня иронически.

– Ну, я сегодня сочинение дописал и смотрел на неё, пока она журнал заполняла. Сверху вроде ничего. Очки прикольные, волосы хорошие. Хотя зачем носить такую ужасную прилизанную стрижку, когда такие шикарные волосы?! Потом рубашка белая – ну, нормальная. Даже рукава стильно закатала. Колье какое-то дурацкое, но и бог с ним. А вот дальше! Чем ниже – тем хуже. Вот скажи мне, ну кто на такую здоровенную попу будет натягивать такую бабскую юбку?

Паша поперхнулся:

– Извини, я как-то юбку не разглядывал.

– А ты в следующий раз посмотри. Она всегда носит такие бабские страшные юбки – в полоску. Чёрная шерстяная юбка в полоску ниже колена… А дальше толстые икры и жуткие кондовые туфли с таким каблуком… ну… широким и грубым. И там ещё такие ужасные дубовые бантики…

– Ты и бантики рассмотрел? Как ты рассмотрел бантики на туфлях? Ты точно мальчик, а не девочка?

Паша расхохотался.

– Я сейчас отберу у тебя торт, ясно? – Я улыбнулся. – А если серьёзно, врагов надо знать до мелочей. Так что – да. Я рассмотрел даже бантики на туфлях и ответственно заявляю – они отстойные. Какие бантики, такая и училка. Я имею в виду: весь этот её прикид как у шестидесятилетней дамы, а ей, наверное, лет тридцать пять. И ведёт она себя как строгая сердитая бабуля. Ей даже улыбнуться нельзя, сразу смотрит волком. И с другими учителями ведёт себя как… генерал какой-то.

– А что, у неё здоровенная попа, да? – Паша вдруг завис.

– Сейчас речь не о том.

– Разве она толстая?

– Да! Она как диван. Или тумбочка. И ведёт себя так же.

– То есть сверху нормально, а снизу полосатый диван.

Мы заржали.

– Но иногда, – продолжил я, – она на несколько секунд становится нормальной. Вдруг улыбнётся, и видно, что есть потенциал. Могла бы быть весёлой и крутой, а не делать из себя полосатый диван. Если бы я был её другом, я бы ей об этом сказал.

За таким разговором мы с Пашей доели торт, а на следующее утро я опоздал в школу и как назло – первым уроком у нас поставили литературу.

– Здравствуйте, Марина Станиславовна, извините, можно войти? – Я просунул голову в дверь, затем вошёл.

– Витя, – строго произнесла Марина Станиславовна, – мало того что опоздал, ещё и причесаться забыл! Ты посмотри на себя в зеркало! – Она указала на большое круглое зеркало над раковиной справа от меня. – Это что за причесон? Лохмы в разные стороны! Такие хорошие волосы мог бы хоть причёсывать! А что с рубашкой! Воротник мятый, верхние пуговицы расстёгнуты, пиджак снизу рваный! Ты что, через забор лез? А где галстук? Не понимаю, как это так? Снизу всё прекрасно – брюки отглаженные, ботинки красивые, даже шнурки – прелесть! – а сверху катастрофа!

– Извините, Марина Станиславовна, у меня мама в командировке… – попытался выкрутиться я.

– Хорошенькая отговорка! Это у тебя юморок такой? Ведёшь себя как пятилетний ребёнок, а тебе уже далеко не пять! Самому надо себя в порядок приводить, а не маму дожидаться. Расти надо! Посмотри на себя! Ты же настоящий букет комплексов. За что ты так плохо к себе относишься? На месте твоих друзей, – Марина Станиславовна обвела взглядом класс, – я бы провела с тобой беседу. Потому что по тебе, Витя, видно: у тебя есть потенциал! Садись.

Я тихонечко сел рядом с Пашей. Он пихнул меня локтем. Я придвинулся к нему ближе.

– Я только одного не могу понять: как она разглядела твои шнурки?

У нас в школе недавно случилась странная история. Один мальчик из параллельного класса на уроке захотел какать. На самом деле это совсем не странно. Сейчас объясню. Он поднял руку и сказал, что ему надо выйти. А Марина Станиславовна, учительница, которой я не нравлюсь, не хотела его отпускать, ботаник из него слабоватый. Она, наверное, думала, он пойдёт по коридорам слоняться. Ну и привязалась к нему: зачем тебе выходить? Куда? Почему? Мальчик помялся и честно заявил: «Какать хочу». Что тут началось! Говорят, Марина Станиславовна покраснела, закричала, выбежала из класса, хлопнула дверью. Кто-то утверждал, будто она даже рыдала в учительской, но это не точно.

Зато она бегала по всей школе и всем учителям и детям рассказывала о случившемся и восклицала: какой позор! Собственно, так я обо всём и узнал.

В нашем классе Марина Станиславовна тоже рассказала о том, что мальчик посмел захотеть какать.

– Нет, ну представляете! – горячилась она. – Это как надо расслабиться! На моём уроке! Значит, он совсем меня не слушал! Какать захотел! Маленький негодяй.

Слов «маленький негодяй» она не произносила, это я додумал, но всё остальное сказала, честное слово.