Маргарита Дорогожицкая - Стихия страха

— Капитан, определитесь здесь и сейчас, на чьей стороне вы будете. Мне прекрасно известно, что до сих пор вы пытались выслужиться перед воягом Наварро…

— Я не понимаю…

— Вы все прекрасно понимаете. Не перебивайте. Я намерен довести дело с опиумом до конца, и если понадобится, прижать вояга. Но с другой стороны, если вы решите мне в этом помочь, могу гарантировать свой голос в совете, а также могу замолвить слово перед воягом Хмельницким. Вы же, кажется, мечтаете получить не только повышение, но и титул?

Капитан задумчиво подкрутил усы, предмет его неизбывной гордости, и спросил:

— А вы сможете его гарантировать?

— Нет, не смогу. Не от меня зависит, сами понимаете. Но могу обещать, что в противном случае не поленюсь поднять материалы судебного заседания и доказать ваш сговор с госпожой Розмари с целью…

— Я понял, господин инквизитор!

— И не вздумайте действовать за моей спиной, капитан. Я добился финансирования расходов на фамилиары, так что в любом случае узнаю. Итак, что вы решили?

— Я не стану препятствовать дознанию. Но помогать вам… Я лучше подожду и посмотрю, что и как.

— Что ж, и на том спасибо, — глупо было ожидать, что продажный и хитрый капитан бросится мне помогать.

Я решил занести образец на алхимический факультет Академии, а заодно повидаться с Эмилем. Он успел упомянуть, что получил там место мастера клинка, чем бесконечно меня удивил, но слишком торопился, чтобы вдаваться в подробности. Его жена Софи действительно выглядела неважно, плохо перенеся морское путешествие.

Академия находилась совсем близко к морю, ее территория была обширной и богатой. Едва ступив на дорожку, посыпанную морским гравием с ракушками, я с головой окунулся в такую знакомую атмосферу академической жизни, словно и дня не прошло с моего выпуска. Конечно, Академия провинциального городка уступала в своем величии столичной, но какое это имело значение! Темно-красное здание Академии имело три этажа и охватывало почти всю территорию, где сужаясь до арочных переходов, где обрастая пристройками, где уходя тонкими отростками в трапезную или молельню, а где возвышаясь, как например башня естественных наук, шпиль которой был виден из любой точки города. Как я успел узнать, это было единственное городское здание, сохранившееся с доисторических времен, наследие заступников, право собственности на которое принадлежало Святому Престолу. А этим не могла похвастаться даже столичная Академия.

Особенностью архитектурного решения было то, что можно нырнуть в любой корпус и, немного поплутав по бесконечным переходам, выйти в нужный, но я решил прогуляться по территории, тем более, что к вечеру распогодилось.

Ощущая теплый яблочный аромат в упоительной академической тиши, я позволил себе забыть все заботы и немного помечтать, представляя, что моя жизнь сложилась иначе, что я занимаюсь теологическими изысканиями в тихом городе, с головой погружаясь в мудрость древних, лишь изредка отвлекаясь на чтение лекций нерадивым студиозусам…

Но тут меня безжалостно вывели из мечтаний, хлопнув по плечу, и грубоватый голос радостно поинтересовался:

— Опять задумался, Кысей? Ты все такой же, не от мира сего! — и Эмиль полез обниматься в свойственной только ему бесцеремонной манере.

Я не видел друга с его свадьбы, где в первый и последний раз выступил в качестве священника, обвенчав его с Софи. Эмиль совсем не изменился с тех пор, он был все такой же безалаберный мальчишка с ветром в голове, гуляка и задира.

— Я рад тебя видеть, Эмиль, — ответил я, разглядывая друга. Нет, все-таки он изменился: глаза стали другими, в них появились тревога и затаенная боль, а между бровями пролегла угрюмая складка. — Подождешь меня? Мне надо на алхимический факультет по делам, но я быстро…

— Нет, — улыбнулся Эмиль. — Тут не буду ждать. Тут скучно до зубовного скрежета. Как освободишься, иди в "Пьяный гусак". Знаешь где?

Я кивнул, а Эмиль расплылся в улыбке и шутливо погрозил мне пальцем.

— Ох и святоша! Откуда знаешь? Или втихаря там грешишь?

— Облаву как-то устраивал, на одного мерзавца.

Эмиль поскучнел и покачал головой.

— Зануда ты, Кысей. Но я все равно тебя подожду.

Я отдал образец одному из ассистентов в лаборатории с просьбой как можно скорее дать заключение и поспешил выбраться из корпуса, насквозь пропитанного запахами химикатов, намертво въевшимися в стены, несмотря на хорошее проветривание. Я хотел сразу выскочить на улицу, но соблазнился тем, что можно сократить путь через переходы, конечно, заплутал и попал на богословский факультет. Занятия давно закончились, в пустых коридорах было тихо, но из лекционного зала доносились голоса. Я заглянул туда и увидел, что два профессора ссорятся, словно мальчишки, не поделившие между собой игрушку. Странно было видеть деликатного профессора Камилли, чуть ли не с пеной у рта доказывающего что-то другому профессору, явно облеченному саном, поскольку его редеющие волосы были собраны в неряшливый длинный пучок на затылке.

— А я вам еще раз говорю, милейший профессор Грано, что влияние веры в вопросах излечения душевных болезней все еще не оценено по достоинству! И не понимаю вашего упрямства…

— А я еще раз повторяю, это всего лишь ваша прихоть, нет там ничего! И не собираюсь идти у вас на поводу лишь потому, что…

— Простите, господа, — неловко кашлянул я, хотя, видит Единый, с удовольствием бы послушал их диспут. — Я немного заблудился, не смогли бы вы…

— О, господин инквизитор, — профессор Камилли произнес это с едва заметной вопросительной интонацией, словно возвращаясь из академических высот духа в неприглядную реальность. — Рад вас видеть. Пойдемте, я вас провожу, все равно коллега не хочет слушать мои доводы…

Профессор Грано скривился и воздел крупные ладони вверх, словно призывая Единого в свидетели:

— Боже, да прости ты ему грех гордыни и упрямства…

Я сдержал улыбку, удивляясь, как похожи ученые мужи, что в столичной Академии, что в провинции. Профессор Камилли подхватил меня под локоть и повел за собой, не давая вставить даже слова.

— Господин Тиффано, я так рад вас видеть. Вы просто спасли меня от этого старого упрямца! Никогда бы не подумал, что профессор богословия может быть настолько слепым в вопросах веры, настолько консервативен… Кстати, а вы куда направляетесь? Я бы с удовольствием разделил с вами вечернюю трапезу, вы не представляете, как хорошо готовит мой слуга Лука. Особенно ему удаются нежнейшие телячьи медальоны в сливочно-ореховом соусе, это такое объедение…

Я попытался вставить хотя бы слово, но не преуспел. Профессор самозабвенно разливался соловьем, упорно таща меня в неизвестном направлении.