Екатерина Горина - Морок [СИ]

— Так, давай еще раз… — проговорила она.

— Моя королева, — повторил флейтист.

— Ну, чего тебе?

— Я видел, как вы красивы, и, если вы разрешите мне…

— Ну вот, я так и знала! Просто так красивой вашей королеве быть нельзя. Обязательно дальше последует какая-нибудь просьба! Что там у тебя? Только быстро. Я спать хочу.

— Я видел, как вы красивы, и, если вы разрешите мне говорить, то я должен вам сказать, что чары магов, которые были напущены на вас и вашу семью наконец-то сошли. И в этом только ваша заслуга!

— Да?

— Да!

— То есть это еще надо было заслужить? Мало было проклятой ходить, надо было заслужить еще? Ты думай, что говоришь, мальчишка! Мне? Заслужить?

— Я не то сказал, — затараторил юноша. — Это от действия ваших чар. Разволновался. Я хотел сказать, что если бы я был бардом, то просил бы прославить ваше имя в веках, потому что, если бы не вы, мир никогда не разрешился от проклятия Рогнеды…

— Та-ак…

— Это все…

— Я так устала, — вздохнула королева. — И мне совершенно не хочется разбираться, что ты имеешь ввиду.

— Если вы позволите, я очень быстро расскажу все-все, но, если вы обещаете не перебивать меня и не придираться к словам, которые я использую?

Евтельмина готова была разразиться громом и молниями, но заглянув в огромные темные глаза музыканта, передумала, поддавшись обаянию всех этих чудесных кудрей, увивающих бледное лицо.

— Проклятие бабки Светозары было наложено на всю вашу семью. И это вы знаете. Но вы не знаете, что заклятие было наложено и на весь Край. А больше всего досталось магам. Да-да. Именно им. Именно они претерпели самую жестокую кару за то, что не поддержали Светозару в борьбе с вашей семьей за право занимать престол. Не удивляйтесь, боролись именно за престол, никаких наказаний за засуху не было, это — сказки.

Королева слушала внимательно, раскрыв рот, все больше поддаваясь обаянию мужской красоты и ее любимых сказок. Она вспомнила, как так же вот, в детстве, слушала Рогнеду, затаив дыхание и представляя себе всевозможных волшебных людей и их заклинания, цветущие радугами и пеньем птиц.

Она тихонько сползла по стене вниз и уселась прямо на холодном полу в тонкой сорочке, забывая обо всех предостережениях, которыми ее щедро одаривали слуги. Флейтист примостился рядом.

— Но как же мучались маги? — спросила она, чувствуя, что глаза ее наполняются слезами, а сердце — жалостью к прекрасным людям, умеющим творить чудеса.

— Вы обещали не перебивать меня?

Она закивала головой и закрыла рот руками.

— Сейчас пока что достаточно знать, что маги были на стороне вашей семьи. Основная часть, лучшая их часть. И моя семья. Вас, наверное, больше всего мучает и не дает покоя вопрос: почему, если вокруг вас столько волшебников, никто не предупредил вас, что та самая старуха, о которой вы так нежно заботитесь, и есть ваше проклятие? Вы думаете, что вокруг вас предатели? Да-да, не отрицайте, любой бы на вашем месте так думал. И теперь вы хотите отомстить всем магам в Краю, не так ли?

Глаза королевы блестели. Она начинала потихоньку хлюпать носом. Но пока еще держалась.

— Так вот, моя королева, если бы я или кто-то другой предупредили бы вас, проклятие протянулось бы еще на много сотен лет на весь Край. А вы бы умерли, не назначив никого после себя владельцем трона… И его бы заняли кто? Ну, конечно, потомки Рогнеды и ее дочери Светозары, убитой вашей родней. Таким образом маги наконец-то заняли бы престол и победили бы в давней борьбе с вашими бабкой и матерью. Понимаете, почему мы молчали?

Королева закивала и хотела уже что-то сказать. Однако, флейтист приложил палец к ее губам, прося еще немного потерпеть.

— Признаюсь вам, мы, ни один из нас, не могли вам сказать об этом до появления знака. И именно этот знак увидел я. И знаком стало явление вашей природной красоты. Я могу говорить с вами не потому, что старуха умерла. Нет, потому что я видел, что чары ее проклятия ослабли. Ослабли благодаря вашей доброте, которую вы проявили к своему самому страшному врагу. Но все может измениться тут же. Если вот сейчас вы обозлитесь и продолжите наказывать всех магов…

Королева уже рыдала там же, где сидела, и, позабыв обо всяких приличиях, терла глаза ладонями, утирала нос почти всей рукой, размазывая сопли до локтя.

И в этот момент она была прекрасна как никогда. Ее не портили опухшие глаза и покрасневший нос. Ее не портило ничто вообще. В ее сердце не было злобы ни на маленький кошачий ноготок…

Флейтист не выдержал и обнял свою королеву, та зарылась в сорочке на его груди и всхлипывала прямо на уровне его сердца.

Юноша обнял ее уже почти уснувшую, подхватил и оставил на высокой кровати, прекрасную и юную, растерявшую добрую половину из сорока скучных лет и разметавшую волосы по пышным подушкам.

Он уже собрался уходить, но она удержала его за руку:

— А что будет, если я не поверю тебе и сделаю, как задумала?

— Моя королева, вы и сами знаете, что будет…

— Как это?

— Вы помните видение в пиршественной зале?

— Меня сожгут? Как ведьму?

Флейтист пожал плечами:

— Это один из вариантов — объявить вас ведьмой, которая нарушила указ Клариссы и колдовала в замке. А доказательством будет… ваша красота…

Произошедшие события откинули верховенство Вениамина далеко назад. Во-первых, за сегодняшним столом новые гости командовали, как им самим хотелось, без оглядки на него. Во-вторых, что значит «Борис, ты с нами пойдешь»?

— Это недопустимо, — Вениамин расхаживал по комнате, делая всевозможные угрожающие жесты стене. — В конце концов, а почему нет? Почему, я вас спрашиваю? Я же маг, не просто какой-то маг! Я книжник! И я имею полное право! В моем доме меня отлучили от власти! Да-да! Я имею полное право.

Он бросился к нескольким фолиантам, с которыми не разлучался никогда, раскрыл один из них и начал торопливо, но бережно перебирать страницы.

— Вот оно! — воскликнул он и громко захохотал. Потом испугался, что его могут услышать, и быстро, по-воровски, оглянулся и шепотом повторил. — Вот оно!

Вениамин нашел необходимое заклинание, которое мог бы с легкостью наложить на обитателей избы. Буквально пара слов — и все общество полностью перейдет под его власть, большого труда для Вениамина это бы не составило. Но юноша медлил. Что-то внутри него было против, какая-то часть его не отказывалась пойти на такое по отношению к коллегам.

— Что, если каждый после моего колдовства, станет творить свое? — спрашивал он сам себя и сам же себе отвечал. — Если каждый решит, что и ему можно? Но ведь я не каждый! Я такой один! И они признали меня главным! Разве я просил признавать меня главным? Нет! Они трусы! Они сидели, напуганные, как стайка расшалившихся детишек, не зная, как быть дальше. А я! Я принял на себя удар судьбы… Какой удар судьбы? Да не важно! Я взял на себя всю ответственность и стал главным! А разве быть главным — это просто название? Нет, это много-много всего, много всего можно. Но ведь главный — это и много чего должен! Кому? Кому должен? Вот им? Мне никто не должен? Только я? И почему вдруг?