Екатерина Горина - Морок [СИ]

— Не выспался, да? — Лея как-то очень ласкова вдруг стала к Вениамину. Она медленно поднимала руки вверх, скользя по своим бёдрам, потом, достигнув талии, упёрлась в нее, подходя ближе к книжнику. — А что это ты не выспался, голубчик?

Вениамин, не видевший отродясь в жизни ласки никакой, помимо материнской, но много читавший о женщинах в книжках, мгновенно оттаял и поплыл, не умея сдержать улыбку.

— Да, — тихо сказал он и покраснел.

Лучше бы он ничего не говорил, просто стоял молча и краснел. Но Вениамин был крайне неопытен в общении с женщинами, а поэтому на беду свою пытался перебивать девушку, которая стояла перед ним расставив ноги, уперев руки в боки, хищно изогнув шею и при этом задававшую вопросы. Вениамин не знал, что существуют вопросы, на которых нет правильного ответа…

Поначалу, как любой мужчина, он не слушал её речи, просто любовался Леей. Его тревожило одно: он узнал короткий всхлип, это означало, что прекрасная фея — убийца. Однако, разве могла эта тонкая, ранимая, нежная душа свершить такое злодейство? На мгновение Вениамин вслушался в её голос, осознал смысл слов, ответил на пару вопросов честно и открыто и скоро понял, что эта хрустальная дева может и убить, и растоптать, и потом ещё раз убить, и при этом её ресницы даже не дрогнут.

«Вот это самообладание!» — восхитился Вениамин. — «Мне бы такое, тогда бы я точно смог править людьми. Вот это да! Прёт уверенно так, видно, что ни о чем не пожалеет!»

Ещё некоторое время Вениамин находил её горящие глаза прекрасными, а пламенный рот, смело источающий помои в адрес его и его родителей, очаровательным, однако вскоре ему это надоело.

— Дело в том, что ночью я действительно не спал, — пытался он прорваться сквозь истерику, повторяя эту фразу несколько раз, пока Казимир не пригрозил Лее выкинуть её на улицу. — Я не спал и пошёл к Борису. Да-да, видите, всю эту ночь… Вся эта ночь для меня была тяжелейшим испытанием. С самого детства моего матушка моя, хотел я того или нет…

— Короче, — прервал его Миролюб. — К Борису ходил?

— Да, ходил. Все ходили, и я ходил.

— Кто все?

— Я не понимаю вопроса. Все — это все.

— Уточняю: ночью ты ходил к Борису?

— Ах, да! Ночью. Ходил. Так я об этом и хочу вам рассказать. С самого моего..

— Вень, не надо про детство.

— Да? А про что же тогда?

— Веня, ты зачем ходил к Борису этой ночью?

— Так я же и говорю, Миролюб! — не выдержал Вениамин. — С самого моего детства…

— Ты убил Бориса?!

— Да ты что?! Ты что?! Никого я не убивал! Я вон там стоял, — указал Вениамин пальцем на место в коридоре. — А тут женщина была. И они чавкали как-то. Так я думал, что целуются.

Вениамин попытался изобразить звук, который слышал ночью. Миролюб поморщился и скомандовал:

— Дальше!

— Ну, а дальше она говорит ему, мол, люблю…

— Да врёт он всё! Не было такого! — заверещала Лея.

— А ты, девка, откуда знаешь? Или ты там и была? — сощурил глаза Казимир.

Лея оторопела, часто захлопала ресница и заревела.

— Ну, началось, — заворчал Казимир.

— Да погоди, дай всё расскажу, — перебил его Вениамин. — Она убила. Её не слушай. Меня слушай.

— Если мы сейчас же не уйдём отсюда, мы уже не уйдём отсюда никогда, — выдохнул Казимир.

— Надо идти, — согласился Иннокентий. — Лея, хватит спорить, пошли, у них тут свои дела, у нас — свои.

— Так-так-так. Вы, друзья мои, можете идти, куда угодно, но вот девушка, кажется, убийца, потому что именно её всхлипы я слышал этой ночью у нашего трупа, — Вениамин вдруг почувствовал прилив уверенности в себе и в своих действиях и острое желание стать главным.

— Слушайте, я, честно говоря, очень есть хочу, — признался Миролюб.

— Сдурел? — уточнил Вениамин.

— Сдурел — это ты, — парировал Миролюб. — Мне вообще неинтересно, кто именно убил этого предателя, который заманил нас сюда и чуть не сжил со свету, я готов даже руку пожать тому, кто это сделал, но только я точно понимаю, что придется пожимать совсем не женскую ручку. Так мастерски и уверенно перерезать горло женщина вряд ли сможет.

— Да я курам знаешь, как!.. — начала было Лея да осеклась.

— Ты, девочка, глупа, на себя наговариваешь, но тут не курам надо голову рубить, а свиньям. Ты свиньям резала?

— Нет, — замотала головой Лея. — Свиньям — нет.

— Значит, вопрос решённый, Вениамин, мы пошли, а ты тут оставайся, ищи злодеев. Или ты ещё думаешь, что девочка могла такое натворить?

— Нет, постойте! — выкрикнул Вениамин. — Девочки и не на такое способны!

— В книгах своих прочел?

— Пусть и в книгах! Пусть и в книгах! — затараторил Вениамин. — Да только тогда пусть хотя бы объяснит, почему она вскрикнула ночью и что делала рядом с мертвецом?

— Да ничего я там не делала! Просто рядом посидела, спросила, как дела…

Иннокентий схватился за голову.

— Интересно-о, — протянул он.

— Да, интереснее ещё будет скоро, — продолжил Вениамин. — Спросила, как дела, говоришь? Ах, я тебя люблю, давай убежим. Это теперь называется «спросила, как дела»?

Иннокентий побелел от злости. Казимир схватил его сзади, крепко заблокировав возможные резкие движения.

Все ждали продолжения разговора. Но Лея не торопилась раскрывать секреты. Она плакала.

— Ладно, так мы ничего не узнаем, — не выдержал Вениамин. — Распаковывайте свои вещи. Уверен, мы найдём там и нож, и кровавые тряпки.

— Какие кровавые тряпки? — всхлипывала Лея. — Какие кровавые тряпки вы собираетесь там найти? По-вашему я с собой ношу несколько одежд? Посмотрите, я была в этом вчера, когда мы пришли и сегодня в этом и переодеться мне не во что. Уж если бы я резала кому-то горло, то…

— Кстати, да, — подтвердил Миролюб. — Она ведь действительно в этом же и пришла, и, если бы она это злодеяние совершила, были бы следы.

Казимир тем временем закрыл рот Иннокентия рукой и медленно тащил его к дверям. Когда они по-тихоньку улизнули от оруще-плачущего общества, он отпустил юношу.

— Ну их, баба твоя и дура, и шляется, да и внешность так себе, — сказал он.

— Ты прав, старик, пойдем.

И они прибавили шагу, не оборачиваясь на то, что оставляли позади, глядя только вперёд. Им нужно было торопиться.

— Нет, ну как она так могла? — не выдержал молчания Иннокентий. — Ведь мы ж с детства знакомы. Старик, ведь ладно бы я плохо с ней обращался. А ведь я её терпел, я столько всего ей уступил, я себе столько раз отказал, столько раз мог ей нагрубить…

— Да уж знаю я, но знаешь, малец, у неё характер не самый скверный. Бабы они все такие. Всё время они лезут со своей болтовней. Если, знаешь, каждой из них грубить да осаживать каждую, так руки сотрёшь по локоть быстро. Ты вот как я научись, она чешет что-то, лепечет, бормочет, а ты посмотри на неё, а сам про себя как будто звук в ней отключил. Знаешь, как будто кнопка у неё какая-то есть или рычажок какой… Вот ты за этот рычажок дёрни и смотри на неё без звука…