Екатерина Горина - Морок [СИ]

— А если кошка решит, что она нам враг? — недоверчиво спросил Миролюб.

— Кошки не решают, только люди.

— Ну, ты же прекрасно понимаешь, что, если Иннокентий решит, что он нам враг? И назначит нас врагами?

— Вот тогда и будем думать, что делать, а до тех пор мы не будем портить себе настроение и день подозрениями и страхами. Сейчас в доме уютно и тепло, а за окном непогода. И мы можем радоваться теплу и вкусной еде…

— Но мы могли бы готовиться к вероломности врага! — не соглашался Миролюб.

— Могли бы. Но мы лучше получим сегодня удовольствие от жизни. Никто не знает, что будет дальше, а жить всю жизнь мыслями о будущем, хорошем или плохом, мы точно не будем. Потому что именно так пропадает магия, люди слишком увлекаются планами будущего и планами мести, забывая щупать усиками волшебство…

— Но как ты поняла, что его отец Серый, что Рогнеда хотела привести его в замок?

— Серый приходил за мной… Но почему-то оставил, что-то его отвлекло, не знаю. Почему-то он ушёл. А так бы вы со мной не говорили. Спасибо Гоге, рано вернулся… А сейчас — спать, потому что дальше нужно думать, думать и думать, а у меня голова не соображает. И вам надо выспаться…

— Ну, куда? — спросила Матильда, сонно зевая.

— Прямо! — уверенно скомандовал Вениамин.

И они пошли. Первым шёл их предводитель, за ним бодро шагали по обе стороны женщины. Богдан и Ярослав замыкали шествие, подбадривая друг друга на каждом шагу и делая одобряющие жесты. Все были воодушевлены. Вениамин тыкал в небо палкой, указывая на бескрайнее синее небо и оборачиваясь к команде, что означало: «Глядите, какая красота!»

Понемногу, уставшие от восторгов маги, начали сдавать, шаг их сделался медленнее, Вениамин просто тыкал палкой в любом направлении, не подымая головы, позади него вместо удивлённых, полных радости вздохов, слышалось уже протяжное мычание. В очередной момент палка книжника взлетела в воздух и тут же пропала, скрылась в листве. Процессия остановилась. Вождь лежал на боку и стонал.

— Что случилось? — недовольно спросила Матильда.

— Кажется, я вывихнул ногу, — плаксиво промямлил Вениамин.

— Ну, так надо было палкой не махать, а дорогу щупать! — не удержалась от упрёка Лея.

— Откуда я знал?! Я просто знал, что в дорогу берут палку, а зачем…

— И что же теперь делать? — засуетился Богдан. — Мы ведь, верно, далёко уже ушагали от дома?

На этой фразе маги обернулись и увидели, что несмотря на все их старания, они почти не продвинулись. Дом, хоть и вдалеке, но был отчётливо виден. Богдан и Ярослав подхватили товарища, и вся процессия двинулась назад.

— Не судьба, — заключил Ярослав, распаковывая провиант.

Богдан разглядывал Бориса:

— И правда, как живой лежит. Только бледный очень, ка-быть сердце прихватило у него. А так вполне, хоть на выставку неси!

— Богдан, ты понимаешь, что это твой мёртвый бывший друг? — нахмурилась Матильда.

— А ты понимаешь, что мне на стол накрывать скоро? — передразнил её Богдан. — Надо убирать отсюда Бориса-то?

Маги засуетились, казалось, действительно, надо бы убрать мертвяка. Кушать при нём было бы неловко.

— Надо собраться, — с мукой в голосе, слегка прокручивая больную ногу в суставе, скомандовал Вениамин. — Сейчас решим, кто будет выносить его из залы…

— Тьфу, достало как! — не выдержал Богдан. — Сколько можно собираться? Если я чихнуть захочу, мне вас тоже вызывать для беседы? Да вы что?

— А что же нам делать, Богдан? Я совершенно не знаю, что делать? — взмолился Вениамин. — Я не знаю, что обычно делают люди в таких случаях. Я никогда не был и не рос в обществе магов, которые должны хранить своё искусство, и абсолютно не знаю, что положено делать в таких случаях. Да и ты не знаешь. Ты просто хочешь хоть что-нибудь делать. Просто делать. Но ты не знаешь, что именно ты хочешь делать. И я не знаю…

— А давайте делать добро! — внезапно даже для самой себя выпалила Матильда.

Все уставились на неё. Вроде это было так по-детски просто и наивно. Однако, ни один из них до сих пор не мог додуматься до такого простого решения для волшебника, как «делать добро». Для чего ж ещё и нужны волшебники, как не для хороших дел и восхитительных чудес?

— Как это нам раньше в голову не приходило? — протянул Ярослав.

— Да всё просто! — выпалила Лея. — Под запретом маги, их всех поизвели, и все забыли, для чего вы нужны. Это вам в голову не приходило, потому что в Краю много лет это из головы выбивали, выдёргивали вместе с зубами и жилами…

— Да-а, — протянули маги.

— А ведь и правда. До чего довели! Как они нас ловко, а? — разволновался Богдан. — Ишь, как! До чего довели! А мы-то олухи! Выходит, что нас даже убивать не надо, просто отучить нас мыслить, чтобы мы думать отвыкли и память нам стереть, чтоб мы забыли про всё. Чтобы мы всего боялись на свете. Всего! Чтобы и головы боялись поднять, и к людям подойти. Вытравили и волшебников, и добро из Края, как крыс из подвала! Такое простое, а мы забыли! Если мы забыли, то люди-то и подавно! Они нас боятся, наверное, больше, чем мы их! Вот, зачем мы нужны! Мы нужны, чтобы идти к людям, и несмотря на всю травлю учить их, что волшебство и чудеса — это добро, что мы хорошие, что волшебники нужны, что добро победит! Не сидеть мы тут должны, а идти и помогать людям, несмотря ни на что! Пусть убивали, пусть псы, а мы всё равно им добро! Они — нам в морду, а мы им — розы с незабудками! Они должны нам верить, нам! Так они будут добрее, только так Край оживёт! Надо идти и заново учить людей жить в добре и существовать в мире с волшебниками! Эй, Матильда! А ну-ка, слетай с ветром, глянь, где деревенька какая поблизости? Да где там дед какой живет, печь растопить не может? Самых слабых ищи! Самых несчастных! Тех ищи, у кого нет никого!

— Но ведь, если мы будем помогать самым слабым, то все будет зря. Они же нас не защитят! Помогать надо сильным, которые потом за нас смогут постоять! — воспротивилась Матильда.

— Если помогать сильным, то это не добро будет, а сделка. А нам, братцы, самое трудное надо восстанавливать — веру в добро… Лети, девочка!

— Но ведь тут совершенно все запутано, — королева вышагивала по длинным темным коридорам «строгих» подвалов, где содержались пойманные и признанные виновными. — Как же мне разобраться со всеми этими признаниями, мыслями, чувствами. Эй! Смотритель! Куда ты подевался.

Евтельмина остановилась у пустой комнаты с настежь распахнутой тяжелой дверью. Указывая пальцем на нее, она спросила запыхавшегося, бегущего на ее зов смотрителя:

— А это почему?

— Так ведь вы приказали отпустить. Тут…

— А-а, да-да-да, поняла-поняла. Ну-ка, любезный, вот что. Я туда сейчас зайду, а ты меня там запри.