Екатерина Горина - Морок [СИ]

— Сядь, нам нужно дослушать, если хочешь — выйди. Но лучше будь рядом. Ты должен знать всё, — осадил Кеша приятеля.

— Ну, а что — всё? Так же и Кларисса людей любила истязать по телу, а Светозара по уму. Так и мучается теперь Рогнеда, соблюдая якобы бабкин указ, что магов быть не должно. Ох, как чтит она бабку. Да и магов сама лично приходит смотреть, как пытают. Такая внученька молодец у Клариссы, — съязвила Аксинья. — Только она не знает, что пытают и убивают сейчас именно тех, кто остался на стороне ее бабки, а значит, тех, кто мог бы поддержать её. И не знает, глупая, что и бабка её была колдуньей, и сама она — колдунья. А чтит Указ ещё и потому, что боится сдохнуть без потомства. Да только потомства у неё никогда и не будет. Потому что бабка ваша ей внушила, что она страшная, как война, и теперь клариссина внучечка всех кавалеров и видеть боится, и всех сама отталкивает. Она просто даже не понимает, как хороша. Зато народ в Краю понимает другое: королеве уже сорок, а детей нет. А мы же от народа ничего не таим, мы всё народу нашему рассказываем: если королева нарушит указ Клариссы, то останется бездетной. Поэтому народ чётко видит, что их сорокалетняя бездетная королева нарушила указ.

— И что?

— Не понимаешь? Кто будет королём теперь? Нарушившая бабкин указ бездетная королева или король, который имеет право на трон по рождению, который расскажет людям правду?

— Миролюб? — Иннокентий аж присвистнул.

Аксинья кивнула.

— Так я и не против, я буду только рад за Миролюба. Зачем я вам тогда. Я чем угодно готов поклясться, что не буду отнимать ни у кого трон, мне он не нужен.

— Ну уж нет, — горько усмехнулась Аксинья. — Не было у тебя в жизни ничего почти, одна только мать. Да мы и того тебя лишили, сказали, что мать неродная. Теперь у тебя вообще ничего нет. А когда магу нечего терять — это самый страшный маг и есть. Возвращаться тебе некуда. Теперь тебе только вперёд… Обещания твои сейчас сплошная пустота — сам не понимаешь, что обещаешь. Тот, кто смог вот так запросто словом Морок остановить, кто мог приказать Серому оставить меня в покое, тот может всё. Только ты ещё этого не понял, а как поймёшь, поздно будет. Поэтому и хотели тебя раньше убить, только не вышло. Время ушло. Ты теперь много узнал, многое о себе понял…

— И что же теперь? Вы меня убьёте? — Иннокентий начал пятиться назад.

— Где твоя рубашка? — взволнованно спросила Лея.

Вениамин оглядел себя и только сейчас заметил, что стоит с голым торсом. Старуха у озера ехидно улыбалась, суча руками в воде. Через мгновение она что-то извлекла оттуда.

— Вот она! Вот моя рубашка! — Вениамин показывал в сторону старухи.

Солнце упало за горизонт, и в лесу стало темно.

— Хватай его! — впотьмах крикнула Лея. — За руки, за ноги, за что можно хватать — хватайте.

Приятели схватили безвольное тело книжника и что есть духу побежали в сторону дороги.

— Моё время! — кричала Матильда. — Все за мной, во тьме я вас всех выведу!

Добравшись до дороги, запыхавшиеся маги, наконец-то плюхнули почти безжизненное тело Вениамина на землю.

— Вы что? Вы совсем что ли ничего не знаете? Разве можно просить постирать бельё? Она бы сидела себе и дальше и никого бы не трогала. Она там сидит не просто стирает, а чью-то рубаху, кому умереть суждено. Она ж никого убивать-то не хочет, но вот, если её попросить постирать, то… Как это можно не знать? Вы что? Вы же маги!

— Маги-то мы маги, но о таких тонкостях не знаем, — вздохнул Богдан. — Ты бы, дочка, рассказала нам что ли.

— Вы действительно уверены, что в этом мире есть люди и маги, и больше никого? — с сомнением в голосе спросила Лея.

— Ну да, — подтвердил Богдан.

— Ох, сколько мороки-то с вами. Это ж вы какие глупые. Тут целый мир, тут столько жителей всяких, кроме нас. Если вы к каждому будете лезть здороваться, то вы долго не протянете. Как вы думает, зачем людям маги-то так нужны? Вёдра носить? Так нет же! Вы помогаете оберегаться от тех, кто в этом мире зло творит, с кем человеку простому не справиться. А эта баба, да она просто следит за живыми, а кто помрёт скоро — по тому плачет, вой подымает, да саван чистит. Венька ей рубаху дал. Постирать дал дурак. Всё, что ей отдашь — всё саван будет. А ещё хуже, если у неё настроение хорошее было бы, так она потом за таким красавцем могла увязаться, вещи ему дарить, с какими мертвяков хоронят. Эх, вы…

Ночную тишину разорвал вопль ужаса. Матильда на четвереньках пятилась от Вениамина.

Маги пригляделись, но вместо товарища увидели старуху в белом, которая скалилась во тьме беззубым ртом.

— Не смотрите на неё! Молчите! — крикнула Лея.

До самого утра почти старая растрепанная женщина ходила вокруг магов, приседала, пыталась заглянуть им в глаза, пела странную старинную колыбельную, как будто хотела убаюкать их до смерти.

Маги выдержали. Никто не взглянул в чёрные бездонные глазницы. С рассветом привидение растаяло.

— Надо спасать Вениамина, — прошептала Матильда.

— Да что уж, там и спасать нечего, наверное, — ответила Лея. — Не бойся уже, говори вслух. Сейчас не страшно, можно хоть в лес, хоть в поле. Только запомните, если вы идёте по дороге, так по ней и идите. На закате, на рассвете, ночью не сворачивайте с тропы ни за что, даже если кажется, что жильё близко, а по полю будет быстрее, пара шагов — и дома. Даже один шаг сделаете с тропы, шаг этот может оказаться шагом к смерти. А что до Веньки, пошли поищем, только сильно не надейтесь…

Озираясь по сторонам, маги направились к злосчастному лесному озерцу. Вскоре на берегу у мостков они разглядели одинокое тело, распластанное на земле.

— Веня! — подскочил к нему Ярослав. — Веня!

Книжник очнулся. Он едва открыл глаза и слабо попытался улыбнуться в ответ.

— Вот и я, Ярушка, вот и я…

— Молчи, Веня, мы тебя возьмём сейчас, унесем, вылечим тебя…

— Как вы меня вылечите, если только я и умею лечить?

— Ничего, Веня, мы тебя возьмём, в избу сейчас вернёмся…

— В избу-у? — протянул книжник. — Нет уж. Жил я в деревне, так вся деревня от края до края — сто сорок семь шагов, был я в библиотеке, так тот библиотечный двор — восемь тысяч шагов. Я думал, больше не бывает. А с вами я вон сколько, полмира прошёл… Нет уж, в избу я не вернусь. Здесь останусь. В самом центре мира, где позади целая жизнь, а впереди ещё сто тысяч жизней.

Книжник смотрел в небо и улыбался.

— Веня, — тряс его за плечо Ярослав. — Да вылечим мы тебя, что ты заладил «здесь останусь». Дальше пойдём.

— Дальше, Ярушка? А знаешь, что дальше? А дальше мир может кончиться. Дойдём мы до самого края мира, Ярушка. А дальше что? Жить зачем? По воздуху ж не пойдём?

— Да придумаем что-нибудь. Тут до самого краю-то ещё идти незнамо сколько. Там и придумаем, как дойдём, — уговаривал Ярослав.