Екатерина Горина - Морок [СИ]

— И меня в расход? — возмутился Миролюб.

— И ты не бойся, все выживут… Если слушаться будете, ребятки, все будете живы. Слово даю…

— Ага, — съязвила Лея. — Сказал король обмана, князь лжи и властелин тумана…

— Придётся, девочка, придётся поверить на этот раз… Главное, не лезьте никуда. А ты, Миролюб, пальцы разминай. Твоя задача так сыграть, чтоб все во дворце заснули…

При слове «сыграть» Миролюб оживился, он стал идти даже как-то бодрее, выпрямил спину, словом превратился из хромающего калеку в молодого бойкого юношу.

— Эх, — вздохнула толстуха. — Будет вам и белка, будет и свисток… Только меня слушайте, ребятки…

— Ну, пошли! — Казимир уверенно двинулся вперёд.

Бодро пройдя шагов двадцать, он обернулся. Маги стояли, как вкопанные. Старик вернулся.

— Ну, что не так-то? Сказано идти, надо идти. Чего стоять-то рот корытом?

— Не хочу домой! — взвизгнула Матильда.

— Ты, девка, только дело всё портишь. Ты откуда знаешь, что домой не хочешь? Или ты знаешь, где у тебя дом?

— На болотах…

— На болотах ты время ждала, долго там сидела, но это ведь не твой дом, а? Ласковая моя? Пошли, нам бы поторопиться. Вишь, чего знающие люди говорят. Нам надо нечисть на себя принять. Чтобы друзья твои в замок прошли. Или ты не поняла?

— Дед, — тихонько позвал Богдан Казимира. — У неё, кажись, это…

— Что это? — удивился старик. — И какой я тебе дед-то? Такой же я, как ты!

— Это у неё, про что баба сказывала. Свето-пре-став-ле-ние.

— А-а-а, — засмеялся Казимир. — Рано вроде ещё, попозже должно начаться. Пошли, братцы, девка, догоняй!

— Туда! — Матильда указала рукой направо. — Мы оттуда пришли, от тюрьмы. Там мёртвый ключник. Нам туда.

— Зачем нам к мёртвому ключнику? — развел руками Богдан.

— А как ты думал нежить на себя принимать? Приглашения напишешь на батистовых салфетках да с глашатаями разнесешь? — смеялся Ярослав. — Правильно она говорит, начнём с ключника. Пошли, значит, туда.

— Брр, — Матильда передёрнула плечами. — Мерзость такая.

— Кто? Ключник? Что? Страшно? — уточнил Казимир по дороге.

— Не страшно. Противно. Дырка в голове. И даже не то, что страшно и противно. А жалко его даже больше, он как будто и не знает, что помер. Вот тоже живет человек, какая тут радость. Ни поспать вдоволь, ни поесть досыта. Помрёт человек, и вроде вот он — отдых. Ан нет. Какая-то гадина подняла его после смерти, мучает. А тот, как кукла, туда-сюда мотается, отдыха не знает. Тьфу! — сплюнул Ярослав. — Не хотел бы я после смерти народ пугать.

— Так, может, ему и сказать, что он всё, отдыхать может? — пошутил Казимир.

— Ну, вот дойдём, ты и скажешь, — огрызнулась Матильда.

— Да что толку говорить? — отозвался Богдан. — Ты ему скажешь, мол, ты мёртв, родной, все, иди себе восвояси. Он и пойдёт. И ходить будет вечно так. Разве это покой? Какой же это отдых, когда человеку умереть не дают?

— Брр, — повторила Матильда. — Это ты ещё шишиг не видел, старый…

— Я? — удивился Казимир. — Шишиг не видел? Я, девка, столько видел, что тебе не снилось. Видел так много, что половину уже и забыл, а ты никогда и не встретишь.

За разговорами вышли к «строгим» подвалам. Солнце стояло высоко над горизонтом, небо по-прежнему было ясно, по деревьям щебетали птицы, и только из глубины каменных сводов веяло сыростью.

— Я туда не пойду, — объявила Матильда.

— Тьфу ты, — выругался Казимир. — Как его зовут-то?

— Кого?

— Ключника! Мы ж его с собой заберём, пойдёт с нами? — переспросил Казимир.

— А! Ну да. Никак его не зовут. Мы у него ключи взяли, он за ними сюда и пришёл, — объяснила Матильда.

Казимир скрылся под аркой за тяжёлыми дверьми. Скоро оттуда послышался его голос, он будто кого-то звал. Ещё через некоторое время оставшиеся услышали песню. Казимир пел, и пел красиво, как-то по-старинному, пел о том, как тяжело тем, кто ушёл далеко от дома. Пел, как больно идти голыми ногами по горящим угольям тем, кто потерялся во тьме. О том, как раздирают кожу шипы терновника идущим в ночи. Старинная песня о дивной ночи, которую видели те, кто ушёл навсегда, о ночи, которой никогда не было и уже не будет.

— Так пели нищие, когда проходили мимо нашей деревни, — тихо, чтобы не заглушать пение старика, сказал Ярослав. — Их привечали на похороны, чтобы показать умершему дорогу, дать ему в том мире огней. Только я думал, что это просто так, для красоты. А это, видишь… Я сейчас понимаю, что Казимир делает.

— Что? — хлопала глазами Матильда.

— Видишь, тот, кто попадает туда, он оказывается в совершенно удивительном месте, в полной темноте ночи. В ночи, которой на земле никто никогда не видел и не увидит. А далеко-далеко, так далеко, что, кажется, бесконечно далеко, горит слабый-слабый, махонький огонёк. И умершему надо поспешить туда, на этот огонёк. И он делает шаг. И тут же его пятки охватывает жарким пламенем. И это так больно, что слёзы текут по щекам. Но песня нищих подскажет, что нужно делать. И вот, если добрый дом, богатый, и умерший был честным человеком, то он услышит тонкие слабые голоса, которые напомнят ему, если он давал нищим подаяние в виде обуви, или деньги на обувь, то рядом с ним будет стоять та самая пара ботинок. Он может надеть их и бежать спокойно по горящим угольям. Ну, если он дырявые башмаки отдал, то в дырявых и побежит. А если никаких не давал, то уж пешком пойдёт. Да только это такая боль, что лучше бы и не было её никогда. Быстро без ботинок не пройдёшь. А будет умерший медлить, огонёк путеводный и погаснет. Останется только тьма и боль. Огонёк горит, пока нищие поют. Чем дольше поют, тем дольше умерший видит, куда идти к свету. Так вот.

— Так Казимир мёртвого ключника песней выкликает? — Матильда всё так же завороженно хлопала глазами.

— Выходит, что так.

— Так надо ботинки ему приготовить? — заволновался тут же Богдан. — Я сейчас же в яви их…

— Нет, если я правильно понял, ключник просто успокоится… Ходить перестанет…

В это время песня смолкла и из дверей показался бледный Казимир.

— Пошли, братцы, ключник — всё. Но тут такое творится… Надо убираться… Хорошо, хоть эти, местные не выйдут…

— Здесь стойте! — скомандовала толстуха и с ловкостью газели взбежала по широкой дворцовой лестнице.

Иннокентий и Миролюб переглянулись, Лея сжала что-то в кулаке.

Через некоторое время на широкой лестнице показались трое: королева, флейтист и толстуха.

— Вот тот, кого вы так долго ждали! — торжественная объяснила толстуха.

— Да-да-да! — устало ответила королева. — Тот самый юноша, который вернёт магию в Край и поставит её на службу людям. Так, дитя моё?

Королева подошла к Миролюбу, оглядывая его с головы до ног.

— Что же, ты колдун, юноша? — спросила она у него.