Юрий Силоч - Рыцарь пентаклей

— Нет-нет-нет! — неожиданно запротестовал принц. — Записать! Нужно обязательно всё записать, чтобы я знал, кому сколько должен!

Гомон стих, но лишь на мгновение. Крестьяне молча переглянулись и тут же вытолкали вперёд стеснительного рыжего мужичка в рясе — служку Храма Всех Богов и единственного грамотного человека в селе. В два счёта ему организовали большой лист бумаги, перо с чернильницей — и процесс пошёл. Монеты звенели, юноша, стараясь держаться подальше от люка виселицы, складывал их в карманы, размашисто подписывал векселя и сердечно благодарил каждого, иногда позволяя себе пустить слезу. Наиболее предприимчивые женщины успели сбегать домой и вернуться с глиняными кувшинами, полными молока, и караваями, которые вручали взамен на обещание возврата денег по курсу один к пятнадцати.

…А старая кобыла тем временем всё тащилась и тащилась к площади, пока не остановилась перед толпой. Телега вздрогнула, старик проснулся, мальчишка, заметив это, молниеносно спрятал трубку. Возница поднял глаза, протёр их, сладко зевнул, неторопливо потягиваясь и хрустя старыми костями, а затем спросил у группки мужиков, обрадованных удачным вложением средств:

— Чегой-то? Принц?

— Принц, дед, принц, — кивнул селянин — здоровый, с огромной рыжей бородищей и лицом, испещрённым оспинами. — Сам не видишь, чтоль? Из королевства… Как его там? — он обернулся к своим друзьям.

Друзья пожали плечами.

— У-у, — протянул дед. — Надо же, как быстро всё потратил.

— Не потратил, а ограбили, — влез щуплый мужичонка — сутулый, с клочковатой бородой и изогнутый, казалось, сразу во все стороны. — Вот вернёт он мне деньги — коня куплю…

— Что? Опять? — встрепенулся дед. — Ай-яй-яй, что делается…

— Ой, ехай уже, — отмахнулся изогнутый, но рыжий здоровяк его осадил:

— В смысле, опять?

— Что делается, ты смотри, — возничий зацокал языком. — Разбойников ведь тут отродясь не водилось. Я ещё как ты был, ездил в Брунеген зерном торговать, сейчас-то уже дорогу не осилю, не то, что раньше, а вот… — дед скрипучим голосом принялся рассказывать одну из старческих историй — непонятных, не имеющих конца и постоянно перескакивающих с одной сюжетной линии на другую.

Рыжий пытался вклиниться и периодически кряхтел, открывал рот и говорил что-то вроде «А вот» или «Слушай», но всё было бесполезно. Некоторые пожилые люди имели свойство пускаться в длительные рассуждения, которые невозможно было прервать без грубости, и хозяин телеги был как раз из их числа. Изогнутый пришёл на помощь:

— Дед, в смысле, опять ограбили?

— Кого? — старик вынырнул из счастливого прошлого и очутился в отвратительном настоящем с соответствующими последствиями для настроения.

— Принца!

— Какого?

Изогнутый выругался.

— Вон того! — перехватил инициативу рыжий.

— Что «того»?

В этот раз выругались уже все. Ещё пара минут ушла на то, чтобы вернуть деда к изначальной теме разговора и объяснить, что к чему.

— Ну так да. Мы ему третьего дня тоже денег собрали, а его опять, значить… Ограбили! Второй раз за неделю! Что делается-то, а?..

— Не путаешь? — напрягся рыжий.

— Да как же спутать? Морда прыщавая, шкура, корона… Как есть, он, — возница полез в карман пропылённых штанов. — Во! — он развернул обрывок бумаги с цифрой и росписью. Рыжий достал свой вексель и потратил какое-то время на сравнение количества крючков, палочек и завитушек.

Юноша уже успел дожевать хлеб, распихать полученные деньги по карманам, взвалить на плечо тощий мешок и сейчас судорожно допивал молоко, отчего острый кадык скакал по горлу вверх-вниз, когда над площадью прогремел медвежий рёв:

— Держи его!

Опытный «принц», моментально осознавший, что его раскрыли, не стал тратить время на оправдания, а тут же пустился наутёк, бросив за спину кувшин, от которого во все стороны полетели брызги молока и глиняные черепки.

Рыжему потребовалась всего пара крепких фраз, чтобы провести разъяснительную работу, и вскоре за самозваным принцем мчалась вся его недавняя публика, вооружённая садовым инструментом и выдернутыми из заборов жердями.

Очень быстро село осталось позади, и опальный наследник престола вырвался на залитую солнцем равнину. Пейзаж перед ним простирался прекраснейший: рыжая лента дороги рассекала надвое сочную зелень полевых трав и реденького леса. Чуть поодаль солнечные блики играли на зеркальной глади близкой реки, берег которой усеивали ряды странно одинаковых холмов, покрытых густым ельником.

Юноша добежал до резкого поворота, после которого дорога повела его к курганам — по вершине глубокого и мрачного оврага, на дне которого, невидимый из-за кустов и подлеска, журчал ручей.

«Принц» мчался изо всех сил и имел все шансы избежать кары, — богатый опыт и частота упражнений делали своё дело. Сердце пело, деньги звенели и приятно оттягивали карманы, в боку кололо из-за съеденного и выпитого, а быстрые молодые ноги уносили фальшивого наследника прочь от возмездия. Юноша успел неплохо изучить психологию погони и понимал, что для большинства река станет той границей, за которой преследование потеряет всякий смысл. Это было поводом для радости, поскольку до вожделенного моста оставалось совсем немного.

Молодой человек уже прикидывал, на какое время ему хватит крестьянских сбережений, однако, как часто бывает в таких ситуациях, совершил единственную, но критическую ошибку. Зачем-то — и в будущем юноша часто спрашивал себя: «А действительно, зачем?» — он решил посмотреть, как далеко находятся преследователи. Это решение и оказалось роковым: незамеченная выбоина, камень, боль, громкий вскрик — и «принц» покатился кубарем, глотая дорожную пыль. Мешок полетел в одну сторону, корона — в другую, монеты веером рассыпались по дороге.

Крестьяне, возглавляемые рыжим здоровяком, воспряли духом и ускорились, открыв второе дыхание.

— Ай-яй-яй, — быстро тараторил юноша, ползая на четвереньках и лихорадочно пытаясь собрать как можно больше денег. — Ай-яй-яй… — но расстояние между ним и крестьянами неуклонно сокращалось. «Принц» решительно ничего не успевал.

Поднявшись, он сделал пару шагов, но вскрикнул от боли: в лодыжку словно вонзили острое тонкое шило.

— Ай-яй-яй, — продолжил напевать молодой человек, покрывшись потом, и судорожно соображая, что делать. — Ай-яй-яй…

А сельчане — красные, взмокшие, не привыкшие к долгим забегам и оттого ещё более злые — приближались с неотвратимостью разогнавшегося кабана.

Выбор был невелик: либо прямо по дороге, но ужасно медленно, либо в крутой овраг, рискуя сломать себе шею, но быстро и с возможностью выиграть немного времени. Несмотря на очевидную самоубийственность второго варианта, «принц» предпочёл его и, продолжая кричать, но уже не «ай-яй-яй», а нечто непристойное, шагнул вниз.