Юрий Силоч - Рыцарь пентаклей

За спиной раздался возмущённый возглас грабителя, чью идею так бесстыдно украли и обернули против него самого.

Горожане стали расступаться куда охотнее, и мошенник почти вырвался на свободу, но неожиданно, уже видя перед собой пустую улицу с огромным количеством столь милых сердцу переулков, подворотен и тропинок, в которых можно было затеряться, обнаружил, что врезался. У него на пути оказался пожилой мужчина в чёрном сюртуке и смешном пенсне. Весь его вид — потрёпанный и бедный, вкупе с задранным носом и волосами, которые произрастали только над ушами и в носу, — говорил, что он мелкий служащий городской канцелярии. Такие люди никогда и ничего не уступали тем, кого считали ниже себя, и из-за этого мнили, что законы физики должны будут прогнуться под них так же, как и законы общества.

Что ж, одного из представителей этого племени ждало разочарование: скорость и масса тела бегущего мошенника, вступившие во взаимодействие со скоростью и массой тщедушного тела служащего, отправили последнего в кратковременный полёт, который закончился на булыжной мостовой.

Эта же мостовая ударила Орди по спине и немного ниже, выбила воздух из лёгких и заставила пальцы разжаться. Юноша обернулся и снова, испытав дежа вю, увидел, что преследователи его настигают. Запаниковав, мошенник вскочил и задал стрекача. Он успел сделать с десяток шагов, пока не понял, почему бежать так легко и свободно — рубаха с Тиссуром осталась лежать на камнях. Колебался юноша совсем недолго: бросить череп здесь было всё равно, что оставить на оживлённой улице мешок золота.

Состроив максимально испуганное выражение лица, Орди развернулся и, размахивая руками, побежал навстречу грабителю и его громилам.

— Назад! — кричал он. — Назад!

Поначалу, когда рябой заметил, что его добыча развернулась и сама идёт к нему в руки, то заулыбался и перехватил поудобнее дубинку с маленькими гвоздиками в навершии. Но потом, заметив, как перекошено лицо юноши, и с каким ужасом он оглядывается, очень сильно засомневался, вспомнил пережитое в переулке и начал замедляться, пока не остановился совсем.

— Наза-ад! — Орди пробежал мимо него, сопровождаемый первыми горожанами, которые совершенно не понимали, что происходит, но считали, что лучше присоединиться к бегущим, чем потом разбираться, почему у тебя не хватает денег или частей тела.

Грабитель посмотрел налево.

Потом посмотрел направо.

Потом повторил эти действия — но быстрее. И ещё быстрей. Затем он посмотрел вслед Орди и пустился наутёк, пропитываясь настроением толпы, которая уже начинала паниковать не на шутку.

А юноша, замедлившись и оставшись в хвосте, вернулся, подхватил одиноко лежавший на площади свёрток с Тиссуром, — и был таков.

Снова длинная дорога, уходящая за горизонт. Вдоль неё поля с низкими берёзками, постепенно переходящими в настоящий лес. Иногда он расступался, и тогда открывался прекрасный вид на зелёные луга и вросшие в землю невысокие выветренные скалы, похожие на руины крепостей. Сверху ясное и по-летнему глубокое небо, в котором ослепительно сияет золотая монета солнца.

И посреди всего этого летнего великолепия, перебивая чириканье птиц, шум ветерка в древесных кронах и жужжание шмеля, громко раздавались два голоса.

Любая дорога характерна тем, что оставляет множество свободного времени для размышлений. Эта не стала исключением — и Орди пользовался моментом, осмысливая случившееся. Юноша, разумеется, слышал о магии, но, во-первых, не представлял, что когда-нибудь столкнётся с ней лицом к лицу, а во-вторых, волшебство, о котором он знал, было совсем другим.

В истории встречались упоминания о давних временах, когда мудрые бородатые старцы умели кидаться огненными шарами, замораживать целые армии или повелевать бурями, но сейчас слово «магия» почти полностью исчезло из лексикона, а сами чародеи стали больше математиками, химиками, богословами и фармацевтами. Их воспринимали, как обычных учёных, только в странных шляпах и мантиях. Однако волшебники, хоть и являлись формально частью Университета, были закрытой кастой и уединённо жили в старом замке на окраине Брунегена, поскольку только крепчайшие стены и казематы могли выдержать взрывы, которые периодически сотрясали их обитель. Настоящего волшебства уже давненько никто не видел, поэтому периодически у общественности возникали вопросы, вроде: «А чем это они там на наши налоги занимаются?», после чего волшебники раздражённо вздыхали, открывали ворота перед проверяющими из налогового министерства и метафорически бросали общественности кость. В роли кости обычно выступало какое-нибудь изобретение, вроде пороха, которое полностью меняло мир, после чего мир вздыхал, негромко ругался и задумывался: а не заблокировать ли ворота замка чем-нибудь тяжёлым?

Но, насколько знал Орди, чем бы ни занимались волшебники, на любые эксперименты, связанные с оживлением мёртвых, было давным-давно наложено табу.

А тут — череп, который не знает, что он, собственно, череп, и теоретически умеет летать.

Юношу посещала мысль, что во время падения он повредился в уме и видит галлюцинации, однако в этой теории был изъян: Орди выбрался из кургана только при помощи Тиссура и его светящегося глаза. Следовательно, этот костяной болван настоящий. А значит, можно и нужно его использовать — тем более, что голод очень настойчиво давал о себе знать и требовал забросить в желудок что-нибудь, помимо сырой капусты или морковки. Жирные жареные колбаски вполне подошли бы. О, да, ещё как подошли: при одной мысли о них рот Орди наполнился слюной, а в глазах потемнело. Чтобы хоть как-то заполнить пустоту в животе, юноша достал из кармана жилета очередную морковку и вгрызся в неё, напрягая всё воображение, чтоб хотя бы в фантазиях превратить овощ в мясо. Помогло так себе: с сожалением Орди понял, что превращения не произошло, и, дабы отвлечься, решился на крайний шаг — заговорить с королём, который после побега из городка погрузился в загадочное молчание.

— Как вы там, ваше величество?

Нет ответа. Тишина, лишь жужжат мухи да надрывается в кустах какая-то мелкая писклявая птичка. Возможно, череп не откликнулся потому, что стоило вкладывать поменьше сарказма в «ваше величество».

— Ау?..

Снова тишина.

— Тиссур? — позвал Орди в третий раз, и король отозвался.

— По имени меня могли звать только жёны, — от холода в голосе короля у Орди замёрзла спина. — И поскольку ты не одна из них, зови меня «Ваше величество».

— Вот как? — усмехнулся молодой человек, чувствуя, как в нём растёт раздражение и яростное желание звать Тиссура не иначе как на «ты» и по имени. Исключительно в знак протеста. — Не слишком-то ты приветлив с человеком, от которого зависит твоя жизнь. Я ведь тебя уже дважды спас.