Наталия Московских - Обитель Солнца [СИ]

— Левент, — холодно обратился аркал, угрожающе медленно убрав руку с его плеча. — Скройся, будь так добр.

Дважды повторять не пришлось. Левент ретировался в ту же минуту. Бэстифар замер напротив Кары, сложив руки на груди. Взгляд его по-прежнему был строгим.

— И зачем тебе понадобилась эта сцена? — холодно спросил он.

— Плачу тебе твоей же монетой, — хмыкнула Кара. — Мог бы этого избежать, если б захотел. Не припомню, чтобы дергала тебя попусту.

Бэстифар напряг губы, словно хотел спросить: « Тебе напомнить? », однако — на радость Каре — промолчал. Он несколько мгновений смотрел на нее, почти не мигая, затем вздохнул.

— Ладно, давай к делу. Что насчет кхалагари?

Подавив неприятные чувства, что заворочались в душе, Кара тихо заговорила:

— Мне кажется, один из них — думаю, ты знаешь, кто — слишком серьезно подошел к этому вопросу. Он хочет отравить стрелы, которыми будет стрелять в Мальстена. Чтобы наверняка его уничтожить, даже если все кхалагари, занятые в этой операции, погибнут от его руки.

Кара ожидала, что Бэстифар хоть немного испугается. Если это и произошло, своим видом он этого не показал. Выражение его лица несколько мгновений и вовсе не менялось, однако затем губы его исказились в недоброй кривой улыбке.

— И это все?

Кара едва не ахнула.

— Ты меня вообще слушал? Ты хоть понимаешь, какую опасную игру затеял? Весь твой план, всё, ради чего ты старался, может попросту погибнуть! Неужели тебя это не волнует?

— Ты всегда плохо знала Мальстена, не так ли? — спросил он. Снисходительность, прозвучавшая в его голосе, заставила Кару вскипеть. — Отар, выходит, знает его лучше.

— Отар, — прошипела она, — может его убить.

— Если ты думаешь, что кхалагари сумеют его хотя бы зацепить, ты глубоко заблуждаешься, — усмехнулся он. — Мальстен не дурак, он будет начеку. Он ждет этой засады, я знаю его мнительность. А Отар слишком его ненавидит, и это затуманивает ему взор.

— Ты ошибаешься, Бэстифар, — холодно произнесла Кара.

— Я никогда не слыл глупцом, знаешь ли.

— И умнейшие люди могут ошибаться. — Кара покачала головой. — Тебе может дорого выйти твой просчет, помяни мое слово.

— В прежние времена на материке гонцу, принесшему дурную весть, отрубали голову, — осклабился аркал. Рука его несколько раз сжалась в кулак и снова разжалась. Кара скорбно посмотрела на него.

— Что ж… — Она вздернула подбородок. — Мое дело предупредить. Ты царь. Поступишь, как считаешь нужным.

— Всенепременно, — нарочито дружественно улыбнулся Бэстифар. — А теперь, если «срочных дел» у тебя не осталось, — его голос сделался необычайно ядовитым, — прошу извинить. Мне еще Левенту теперь растолковывать, что никаких кхалагари в новом представлении Дезмонда не планируется. Впрочем, я искренне надеюсь, что скоро цирк снова перейдет в руки другого данталли.

Кара ничего не сказала, и Бэстифар, миновав ее, направился к шатру цирка. Выждав несколько мгновений, она повернулась и проследила за его удаляющейся фигурой. Он и не подумал взглянуть на нее.

С тяжелым сердцем Кара направилась обратно во дворец. Ей предстояло выполнить обещание, данное Отару Парсу. И она молила богов, чтобы привести этот план в действие ему не удалось.

В небольшом перелеске на самом подступе к Леддеру царило небывалое для этих мест оживление. Вдали от основного тракта в условленном месте собралось около сотни человек. Каждый из них был облачен в свой лучший доспех, и каждый осматривал других собравшихся, оценивая по обмундированию положение своих будущих союзников.

Среди собравшихся было всего несколько бывалых воинов, годы жизни которых перешли рубеж четвертого десятка. Их доспехи — пусть и сделанные когда-то на совесть — отличались потертостями, от них веяло духом миновавшей Войны Королевств, отпустившей материк из своей стальной кровавой хватки всего шесть лет назад.

На флагах и нашивках можно было разглядеть гербы двух государств — Карринга и Анкорды. Среди анкордских воинов было куда больше ветеранов войны, и каждый втайне радовался, что в этом перелеске к ним не присоединялись кронцы и гинтарийцы. Пожар битвы при дэ’Вере давно утих, однако неприязнь, сохранившаяся у всего королевства Анкорда к воинам Крона и Гинтары, давала о себе знать. Те бойцы, что прошли роковую битву при дэ’Вере — где выяснилось, что командир кровавой сотни был демоном-кукольником — не представляли себе, каково им будет сражаться плечом к плечу с давними врагами. Особенно под предводительством Бенедикта Колера, который и военного дела-то не знал.

Анкордцы не разделяли того воодушевления, с которым Рерих VII призывал их отправиться в Малагорию. История Ста Костров, что распалил Бенедикт Колер на их родной земле, все еще трепетала в сердцах воинов. Они сражались с Кровавой Сотней в одной армии. Вероломное проникновение данталли в ряды их войска стало пятном на общей репутации. А в особенности — пятном на репутации анкордского короля: хотя тот и выглядел ошеломленным этой новостью, многие солдаты не верили, что Рерих VII ничего не знал о Мальстене Ормонте, когда принимал его в ряды своих бойцов.

Солдаты Карринга — все, как один, не нюхавшие пороху новички — пребывали в приятном, приподнятом настроении. Их энергичный командир раздавал указания, и лагерь постепенно вырастал в перелеске, оставляя анкордцам все меньше удобных мест для размещения.

Некоторые солдаты соседних королевств вступали в короткие разговоры о предстоящей операции. Ветераны негодовали, что прибыли к Леддеру раньше других и им придется довольно долго ждать подкрепления, которое уже стягивалось со всей Арреды. Многим новичкам было невдомек, что часть их будущих соратников в малагорской операции — каторжники, которых обязали принять участие в авантюре Колера, заняв место ценных солдат и рыцарей высокого положения, которых правителям не хотелось посылать в этот сомнительный бой. Ветераны же понимали это. Знали они и то, что если среди подкрепления и будут другие бывалые воины, это говорит лишь об их не самом выгодном положении в родной стране.

В лагере царила смесь противоборствующих настроений: упадок и воодушевление. И те, кто уже прошел через горн Войны Королевств, не могли вспомнить, случалось ли им прежде столь явно ощущать себя пушечным мясом.

За все время, что Мальстену довелось жить в Малагории, он приметил одну кичливую особенность этой страны: любой, даже самый замшелый трактир или постоялый двор обязательно содержал в своем названии слово «золотой». «Золотая корона», «Золотой телец», «Горное Золото» — даже в более бедных районах Адеса все трактиры были «Золотыми». В Грате разнообразия в названиях было больше, однако и там многие заведения следовали своей золотой традиции.