Наталия Московских - Обитель Солнца [СИ]

Вся Рыночная площадь Грата обратилась в его марионеток. Связанные нитями, они продолжали вести свои дела, будто ничего не произошло. Но Мальстен заставлял их смотреть и выискивал стрелявшего взглядами множества глаз.

Одного из них он узнал. На третьем этаже здания, у окна, скрытый темнотой неосвещенного коридора.

Отар Парс.

Мальстен помнил, что командир малагорских кхалагари обещал убить его, если выдастся такая возможность. Нить прочно связалась с ним, парализовав волю.

Бэстифар направил его, или он пришел сам? — успел подумать Мальстен. Однако не было времени выяснять. Кхалагари устроили засаду, чтобы убить его и, что еще страшнее, убить Аэлин. По воле Бэстифара или нет — они были опасны, а Мальстен не понаслышке знал, что эти солдаты не отступают никогда.

Сюда явились далеко не все кхалагари. Всего двадцать человек — Отар Парс знал их расположение точно, и связать их нитями — пусть и не без труда — получилось за несколько ударов сердец.

Одной из марионеток стала Аэлин, хотя она и не знала об этом. Мальстену нужно было удержаться за кого-то, чтобы расплата не настигла его раньше срока. Аэлин бы не одобрила этого, но выбора не было. Времени на получение разрешения тоже.

Кхалагари Парса перерезали себе горло, и Мальстен уловил последние мысли командира. Он невольно изумился его самоотверженности и успел прочувствовать часть его истории.

Я не смею жалеть ни о чем…

Пыльная улица… грязные босые ноги… украденный кусок черствого хлеба в руках мальчика, которому не больше семи…

Я не смею жалеть ни о чем…

Дружественно протянутая рука советника… царский лекарь… боевая школа…

Будешь стараться — станешь командиром, Отар. Так сказал ему царь.

Я не смею жалеть ни о чем…

Мальстен почувствовал, какой досадой и опасливостью были пронизаны мысли Парса по отношению к нему. Воспоминания — столь яркие, что застелили собою все — хлынули в разум кукловода, отнимавшего жизнь у командира малагорских кхалагари, и он едва не задохнулся от сдавившей горло чужой боли и благоговейной преданности. И ведь, умирая, Парс чувствовал, что исполнил свой долг.

Мне жаль, — успел подумать Мальстен, не понимая, чувствует он чужую горечь или собственную. — Я не хотел, чтобы все так закончилось. Я не желал тебе смерти. Мне жаль…

Мальстен всеми силами заставил себя отсечь чувства. Дыхание участилось, на лбу выступил пот. Он вновь ощутил себя собой, втянув невидимые человеческому глазу черные нити в ладонь. Правая рука продолжала придерживать рану внизу живота. Жизненно важные внутренние органы, судя по всему, не были задеты, но рана была глубокой и болезненной. Когда придет расплата, первым делом она вгрызется именно в нее, и Мальстен, как мог, отгонял мысли о боли, во много крат сильнее боли обычных данталли, никогда не испытывавших на себе вмешательство аркалов.

— Мальстен! — вновь обратилась Аэлин.

Он не сразу понял, что начал оседать по стене дома, и заставил себя не терять равновесие.

— Боги, дай посмотрю… — Аэлин обеспокоенно закусила губу. — Проклятье, это нехорошо. Нужно увести тебя отсюда.

— Нет. — Мальстен поднял на нее взгляд и чуть поморщился, чувствуя, как кровь окрашивает руку синим. — Аэлин, ты должна уходить. Сейчас.

— Ты всерьез считаешь, что я брошу тебя вот так? — Она не поверила своим ушам. — Мальстен, так нельзя…

— Не спорь, — сказал он. Ему не составляло труда заставить ее уйти с помощью нити, которая до сих пор незаметно связывала ее, но он решил этого не делать. Теперь, когда кхалагари погибли, у них с Аэлин было несколько минут, чтобы объясниться.

И, возможно, попрощаться, — подумал Мальстен, но постарался привести мысли в порядок.

— Запоминай. Двигайся по Восточной улице. Это вон там. — Он левой рукой указал направление. — Иди по ней, пока не заметишь купол цирка. Обойди его с востока, так будет вернее. Там найдешь дворцовый парк, смешайся с местными и иди к восточной стене дворца. Дождись, пока стражники отвлекутся, но постарайся не мешкать. Там будет дверь в подземелье. Двигайся западным коридором, и трижды бери левее на поворотах. Тебе нужен коридор из красного кирпича, там должны держать Грэга. Надо было бы выяснить точнее, не переместили ли его. Но, боюсь, тебе придется рискнуть.

Аэлин слушала, не в силах перебить. Она не знала, что с помощью второй нити маршрут намертво впечатывается ей в память.

— Мальстен, не смей! — умоляюще произнесла она. Голос ее опустился до низкого полушепота. — Я не могу…

— Аэлин, — он строго посмотрел ей в глаза, — для этого ты сюда прибыла. Спасти отца. Если не воспользуешься возможностью, что выпала сейчас, другой может не быть. Ты понимаешь?

Аэлин стиснула зубы. Она ненавидела себя за это, но какая-то ее часть понимала, о чем говорит данталли. И именно эта часть знала: он прав. Если не рискнуть сейчас, потом охрана усилится, отца точно переведут, а нападения будут ждать. Мешкать было нельзя.

— Мальстен… — с мольбой шепнула она.

— За меня не волнуйся, — натянуто улыбнулся он. — Мне раненым скрываться не впервой. К тому же, — он чуть помедлил, — Бэстифар, наверняка, в курсе этой засады. Если он желал мне смерти, он захочет видеть ее своими глазами. А значит, его не будет во дворце.

Аэлин округлила глаза.

— Нет, так нельзя! Если он…

— Аэлин, времени нет! — Мальстен чувствовал нарастающее раздражение. — Я смогу связать его нитями, когда он придет. У меня есть на него управа. Беги! Спасай отца!

Аэлин отчего-то не верила ему. Она понимала, что он хочет уберечь ее, но что будет с ним самим?

Мальстен знал, что она не бросит его. Он не хотел заставлять его, но вновь чувствовал, что выбора у него нет. Она была права, когда сказала, что он будет использовать на ней нити, просто потому что способен на это.

Проклятье…

Мальстен мягко проник в сознание Аэлин, внушив ей мысль: я ему верю.

— Айли, я же обещал, что не будет больше «без меня». Клянусь тебе, я буду в порядке, но только если буду знать, что в порядке ты. Я справлюсь с Бэстифаром, но сделать это я должен один. Прошу тебя, поверь мне. Иди же!

Аэлин воззрилась на него с мрачной решимостью.

— Я вернусь за тобой, — пообещала она.

Мальстен сумел лишь кивнуть. Работа с сознанием ослабила его, и он уже чувствовал, как боль в ране усиливается расплатой.

Аэлин развернулась и бросилась к Восточной улице, лавируя между гратцами. Мальстен устало съехал по стене дома, стиснув зубы, меж которыми прорвался тихий болезненный стон.

Бэстифар стоял на широком балконе дворца, взирая с высоты на город. Утро казалось ничем не примечательным, однако сегодня аркал проснулся с первыми лучами солнца, не в силах унять дрожь тревожного предвкушения. Он понимал, насколько это утро будет отличаться от других.