Игорь Маранин - Специалист по исполнению желаний [СИ]

Лет двести назад за приговоренными к смерти признали право на последнее желание, и стали допускать в тюрьму нас — исполнителей этих самых желаний. В наши либеральные времена казнят не так уж и часто. А ветераны помнят еще годы правления Стояна, когда по последним желаниям приходилось трудиться круглые сутки. Ну да, слава звёздам, те времена давно миновали и официально осуждены Большим Императорским Домом.

Из коридора мы вынырнули в большой зал со множеством выходов и спешащими по своим делам людьми в чёрных шинелях. Тюрьма находилась в ведомстве Департамента памяти, но чисто номинально. Настоящим и практически безраздельным её владыкой был Иштван Шинари, шеф-директор Гарибы, признававший над собой только Императора.

— День добрый, — Абатыч протянул руку огромному троллю, скучавшему возле зарешёченной двери. Тролль осторожно пожал её своей огромной лапищей и вопросительно посмотрел на меня.

— Это со мной, — кивнул Абатыч, — смену готовлю. Инспектор Потапенко, можешь звать его просто Горычем.

Великан неожиданно оживился и с интересом посмотрел на меня.

— Это не ты Департаменту на лицо наступил? — дружелюбно пробасил он.

— Он, он, — ответил за меня Абатыч и добавил, — выражение такое у троллей. Объехал на кривой козе, значит.

И тут же скривился, как от зубной боли. Воспоминание о вчерашних бегах явно не улучшило моему спутнику настроения.

Даже в сидячем положении тролль возвышался надо мной на целую голову. Поэтому, когда он одобрительно хлопнул меня по плечу, я чуть не шлепнулся на пол. Да уж, Департамент памяти не любили даже в тюрьме.

— Пойдёте прямо до щербины на углу, — тем временем давал указания тролль, — затем налево до столба, что от старой виселицы остался, а затем ещё раз налево пятая…нет, шестая камера. Бакенщик там сидит, что на прошлой неделе поймали. Три дня до казни осталось.

— Бакенщик? — удивился я.

Но мой возглас утонул в проклятиях Абатыча.

— Ядовитого ежа в горло этим бюрократам! — возмущался он. — Крысы чернильные! Раньше нельзя было вызвать? Три дня! А если он луну с неба попросит?!

— А вы и такие желания исполняете? — заинтересовался тролль.

— Приговорят тебя, — буркнул Абатыч, — тогда и узнаешь. Пошли!

Стальная решётка на входе поднялась, и мы вошли в небольшое помещение с единственным горящим светильником. Пока мои глаза привыкали к полутьме, Абатыч разыскал встроенный в стену шкаф с надписью МУП «Счастье» и вытащил оттуда балахоны из грубой серой ткани и толстую палку с остро заточенным наконечником.

— Крыс бить, — пояснил он.

— А нас что, никто провожать не будет? — удивился я.

— Вот ещё, — хмыкнул Абатыч. — Им за это не платят. Так что всё ценное оставь здесь в шкафу. Да ты не пугайся, Горыч! Это поначалу боязно, а потом привыкаешь… Три тысячи шайтанов! Чует моё сердце какую-нибудь пакость нам этот бакенщик готовит.

Мы подошли ко входу в подземный лабиринт, также забранному крепкой решёткой, и Абатыч крикнул троллю:

— Эй, служба, открывай!

Решётка медленно поползла вверх. За нею открывался длинный тёмный коридор. Мрачные, едва обработанные своды и тусклый, словно гаснущий свет. В его непривычно красноватом отблеске я разглядел несколько трещинок в скале, сквозь которые просачивалась влага, питая бледный чахлый лишайник. Наверное, так начинается дорога в ад.

— Удачи! — донесся до нас возглас тролля, и решётка со скрежетом опустилась за нашими спинами.

До щербины на углу идти оказалось не так уж и долго — минут пять. Следуя указаниям охранника, мы повернули налево, в узкий проход, где едва можно было разойтись вдвоем.

— А что он такого мог натворить? — спросил я. — Бакенщик? Вроде такая мирная профессия.

Абатыч усмехнулся.

— Мирная… Ты хоть с одним бакенщиком знаком?

— Нет, — честно признался я.

— Какой ты ещё, в сущности, ребёнок, — вздохнул Абатыч.

Я обиженно засопел. Нашёл ребенка. Этот ребёнок, между прочими, недавно Департамент уел!

— А о жизни ни шайтана не знаешь, — словно прочитав мои мысли, произнёс Абатыч. — Река вообще самое гнилое место в городе. А уж среди бакенщиков кого только нет… И ложные бакена ставят, чтобы водные ковры с фарватера сбивались, и с лихим речным народцем дружат. Водный ковёр на мель садится, речной народец пассажиров грабит, а бакенщикам долю отстегивает. Только в эту навигацию три рейса до нитки обобрали. На последнем люди с пляжа возвращались, взять-то нечего — плавки да купальники, а всё равно… Долго потом барыги на Ипподромском базаре из-под полы купальниками торговали. Смотри-ка, вон и столб от старой виселицы! Хорошо нынче идем, без приклю…

Абатыч не договорил. Узкий тесный коридор закончился небольшим залом с высоким массивным каменным столбом посередине. Какая-то едва различимая тень метнулась по залу и притаилась за столбом. Мой спутник приложил палец к губам, поудобнее перехватил свою палку и свободной рукой показал, чтобы я обходил столб с другой стороны. Так мы и двинулись, осторожно беря таинственного незнакомца в клещи. Сердце моё колотилось о ребра, пытаясь выломать хоть одно, выскочить на волю и дать дёру от неизвестной опасности. Но я шёл. Шаг, и ещё шаг, и ещё… И тут моим глазам открылось поистине удивительное зрелище: за каменным столбом сидел маленький полупрозрачный человечек и отчаянно дрожал. Таких существ я никогда раньше не видел. Взлохмаченный, с куцей бородёнкой, в длинном светлом балахоне он испуганно вжимался спиной в столб и смотрел на нас затравленным взглядом. Глаза у существа были красными, словно воспаленными, а на шее поверх балахона болтался обрывок веревки.

Абатыч неожиданно расслабился и даже слегка ухмыльнулся..

— Пожалуйста! — проканючил человечек. — Не трогайте меня!

Я вопросительно посмотрел на своего спутника.

— Ты везунчик, Горыч, — сказал он. — Сколько лет хожу по Гарибе, а тутайчика встречаю в первый раз.

— Кого? — не понял я.

— Видишь у него верёвку на шее? Это тутайчик — привидение повешенного. Говорят, раньше их было много в Гарибе, но с тех пор как нынешний император отменил казнь через повешение, почти всех переловили.

— Пожалуйста! — продолжал ныть человечек.

Абатыч не обратил на него никакого внимания.

— Днём эта тварь совершенно безопасна, — продолжал он, — даже беззащитна. Если я сейчас возьму за веревку, то он пойдёт за мной, не сопротивляясь. Кстати, за тутайчика полагается премия — триста рублей. Если ещё не отменили. Так что не зря сходили сегодня, сдадим охранникам, а деньги пополам разделим.

— Не надо! — в ужасе воскликнул человечек и попытался скользнуть в сторону, но Абатыч ловким движением ухватился за веревку.

— Может, отпустим его? — предложил я. — Жалко, беднягу.