Иван Сирфидов - Поцелуй феи [СИ]

— Рун, ну почему ты делаешь из мухи слона?! — окончательно расстроилась Лала. — Неужели ты не знаешь, как я к тебе отношусь? Я что, прошу прислуживать? Мне просто было приятно, что ты у меня такой рыцарь. Стойко терпишь мои маленькие капризы, потому что я тебе дорога. Но вот, выходит, нет, я ошибалась. Ты не такой. Не рыцарь, и не терпишь даже в мелочах. Эх, ты! Можешь глядеть на меня, я оделась.

— Ты всё время принимаешь меня за кого-то ещё, — вздохнул Рун, неторопливо развернувшись к ней. — Не рыцарь я. Крестьянин. Рун.

— Это ты, Рун, всё время принимаешь меня не за ту, — заявила Лала огорчено. — За девушку свою. Над которой можешь строжиться. Но я не девушка, и не твоя. Я фея, и я лишь друг тебе. Была им… ещё с утра.

— Знаешь, Лала, что в этой ситуации самое обидное? Что через пол часа ты придёшь мириться, потому что захочешь объятий. Они твой друг, не я, — мрачно посетовал Рун.

Лала расплакалась. У Руна сразу сердце сжалось. Тут же забыл про все свои уязвлённые чувства. Встал, подошёл к ней, попытавшись обнять:

— Лала, прости. Ты же…

Но она не далась, оттолкнув его:

— Не прикасайся ко мне! Уйди! Видеть тебя не хочу!

Рун отступил, с потерянным выражением лица. А затем вдруг стал отрешённым.

— Пойду поищу хворост ещё, да съестного, — бесцветным голосом поставил он её в известность. — Отдыхай пока, Лала.

Она не ответила, и даже не посмотрела в его сторону, продолжая тихо лить слёзы. Рун развернулся и быстро зашагал к лесу.

Раньше или позже, но Рун вернулся. Поход его прошёл удачно — и охапку хвороста большую притащил, и грибов нашёл, и кореньев лесных разных, и немного орехов. Одному даже в горестном расположении духа значительно сподручнее, опыт есть опыт, вроде и мысли заняты, и не видишь как будто ничего, погружённый в терзания сердца. А глаза сами всё примечают, а руки сами всё делают. Пока он бродил по лесу, более-менее успокоился. Грустно и тоскливо всё равно было, но гораздо менее остро, чем прежде. Лала тоже уже не плакала, сидела на лужку, задумчивая, с печальным личиком. Бросила на него короткий взгляд, и отвернулась. Он занялся костром, вскоре в воздухе аппетитно запахло похлёбкой. Лишь тогда Рун решился подойти к Лале. Сел рядом.

— Поешь, — сказал он спокойным тоном.

— Не хочется, — безучастно проронила она.

— Всё равно поешь. Силы нужны будут. Наверное нет смысла теперь три дня тут торчать. Надо идти. Предлагаю через часок и отправляться. Согласна?

— Да, — вздохнула Лала.

— Поешь.

— Потом.

— Ну хорошо.

Они оба замолчали. Издали донеслось еле слышное утиное кряканье. Большой жук тяжело пролетел над лужком с натужным жужжанием и брякнулся куда-то в траву. Меж цветочками порхал оранжевый мотылёк.

— Рун, прости меня, — промолвила Лала тихо. — Может я и правда перегнула палку. Когда велела одежду сторожить. Я не хотела ничего плохого. Немножко пошутить, и всё. Не думала, что для тебя это так обидно.

— И ты меня прости, Лала. За всё. Что обижаюсь по пустякам. И тебя обижаю.

— Рун, знаешь, — Лала подняла на него опечаленные глазки. — Мы раньше всегда мирились… в объятьях. С помощью объятий. А теперь… Ты кажется не хочешь больше так мириться. Укорял, что мне объятья дороже тебя. И как тут быть?

— Я вообще-то попытался помириться. Именно так. Да ты не захотела, — с сожалением напомнил Рун.

— Разве? Ах, да. Пожалуй. А сейчас нельзя?

— Сейчас кажется уже не выйдет.

— Опять я виновата.

— Вовсе нет. Бессмысленно всё это, Лала.

— Что? Наша дружба?

— Ты, Лала, не понимаешь, что это дружба лишь для тебя, — мягко заметил Рун. — Проблема в том, что я и правда часто принимаю тебя за свою… девушку. Иное сложно, когда всё время обнимаемся с тобой, и ты мила и ласкова. Обман. Не твой, твоей природы. Нам всё же надо как-то расстаться. Не сейчас. Когда найдём кого-то, кто тоже магию тебе сможет давать, и стать тебе защитою надёжной. Иначе это не закончится никогда. Неизбежно снова будем ссориться и обижать, ты меня, а я тебя. Не первый же раз это происходит. Потому что мы оба принимаем друг друга за кого-то ещё. Не того, кто мы есть. Ты меня просто за друга. А я тебя за свою девушку.

— Не ценишь ты, Рун, своего счастья, — с грустью посетовала Лала. — Потом жалеть станешь. Когда разлучимся. Да поздно будет.

— Ты всё равно когда-нибудь уйдёшь. Чем раньше, тем менее больно будет расставаться.

— Так может мне сейчас уйти? — расстроено поинтересовалась Лала.

— Ну, Лала! Не надо так говорить.

Рун поднялся, протянув к ней руки.

— Иди ко мне, малышка, — позвал он по-доброму, отбросив все свои ненастные чувства.

— Нет! Не хочу, — обижено отвернулась она.

Его лицо стало непроницаемым.

— Только не уходи, Лала, — сказал он спокойно. — Пока мы не дойдём до людей. Пропадёшь ты одна. Не стою я того, чтобы из-за меня пропадать. Я постараюсь тебя излишне не беспокоить.

Она не ответила. Рун вернулся к костру, стал неторопливо есть, глядя на воду. Было очень знойно, с озера дул лёгкий ветерок, принося едва различимый запах водорослей, всё так же кружили чайки, занятые своими птичьими заботами, голубела безбрежная бесконечность неба, отражаясь в простирающейся на много вёрст одёрнутой небольшим волнением водной поверхности. Вдали вздымались окутанные туманной дымкой холмы. Весь окружающий огромный мир жил своей размеренной безмятежной жизнью, и эта безмятежность немножко радовала глаз, немного отзывалась внутри тоской, оттеняя печаль на сердце.

— Рун, — произнесла Лала негромко.

— Что, Лала?

— Давай всё же не пойдём сегодня, — попросила она. — Не хочется лететь. Нет сил. Ты обещал три дня. Тут красиво. И есть подружка. Хочу тут ещё побыть. Может быть завтра.

— Как пожелаешь, — пожал он плечами.

— Тогда полечу к ней. К Мияне. Не жди меня до вечера, ладно?

— Мне бы не хотелось отпускать тебя одну. Куда-то далеко. Мало ли что, — осторожно поведал Рун.

— У меня много магии. Не беспокойся за меня. И я всё равно полечу, — мягким но категоричным тоном заявила Лала.

— Хоть поешь сперва.

— Не хочется, Рун. Вечером покушаю.

Она поднялась, воспарив, неторопливо пролетела к берегу и направилась куда-то вдаль, почти касаясь воды ножками. Рун ещё долго наблюдал, как она удалятся в сторону островков, становясь всё меньше и меньше, превращаясь в едва различимое светлое пятнышко.

Лала сидела, грустная, у воды на низенькой травке небольшого каменистого островка, когда к берегу подплыла Мияна.

— Лала, на тебе лица нет, — с обеспокоенным удивлением вымолвила она. — Что-то случилось?

— Случилось, — вздохнула Лала. — Прости, Мияна, что снова позвала, отрывают тебя от твоих дел. Не хотелось быть одной. Ты можешь со мной побыть?