Иван Сирфидов - Поцелуй феи [СИ]

— Я помню, лебёдушка моя. Это очень дорогой моему сердцу момент.

— Ну, хорошо, — слегка успокоилась Лала.

— Ну что, так постоим, или сидя, или прилечь может хочешь? Или вдруг оглядеться тут сперва?

— Прилечь. Устала чуточку с дороги. И разомлела от вкусненького.

— Давай приляжем.

Они оба разулись, Рун помог Лале улечься, лёг рядом сам. Она прижалась и тут же засияла счастьем ослепительно.

— Какой прекрасный денёк. Два чуда сотворила знаменательных, желания исполняющих, накушалась вкусненького, и на десерт буду почивать в объятьях нежных милого жениха в кроватке настоящей, с одеялком, с подушками. Вот что я поняла, Рун. Когда я незначима, люди, не понимая, что я рядом, не впадают в алчность и смятение, и легче открывают сердца. Потому их желания легче исполнять.

— Один я, единственный, для кого ты значима, страдаю от неисполненных желаний, — посетовал Рун шутливо.

— Какие же у тебя желания, мой дорогой? Скажи их мне, быть может я исполню. Если без жертв, — с лукавым очарованием поглядела на него Лала.

— Без жертв не выйдет, — усмехнулся Рун. — Потому что это как раз одно из двух. Чтоб много-много жертв заполучить. Желательно сейчас.

— Я не всесильна, львёнок, это я не в состоянии исполнить. Какое же второе?

— Знамо какое. Хочу жениться.

— А на ком? — невинно поинтересовалась Лала.

— Знамо на ком. Поверь мне, не на Вае.

— Ну, слава богам, что не на ней. Ты, Рун, хоть понимаешь, что сейчас происходит? — спросила Лала вдруг серьёзно.

— Нет, — пожал он плечами. — А что?

— Ну как что? Ещё две первых вещи произошло у меня с тобой. Впервые я на постоялом дворе. Комнатку снимаю. И впервые в одной кроватке с мужчиной. И это ты. Звучит пригадко, между прочим. Если не принимать во внимание мою природу. Но ежели принять… То это очень значимый момент.

— Ну уж, Лала, если эдак рассуждать, подобных первых вещей можно и тысячу набрать, — заметил Рун добродушно. — Я тоже так могу наговорить. Я впервые с феей. И это ты. Вот, радуйся. Впервые в озере с девицей плавал. И это ты. Впервые угощал похлёбкой деву. И это ты опять. Впервые на руках носил девицу. И снова ты. Вот видишь, сколько всего.

— Ох, Рун, ведь правда! Ты ещё и первый мужчина, кто носил меня на ручках. Ну, если папу не считать, когда была малышкой, — озадачилась Лала. — Ты не понимаешь, котик. Значимо то, что будешь вспоминать потом, как первое, или как то, чего не случится с кем-то ещё. Я никогда не была на постоялых дворах. Это интересно. Я буду вспоминать это как то, что было с тобой. Если меня в будущем муж возьмёт на ручки, кого я сразу вспомню, какой момент? Наш на озерце, как ты меня в водичку заносил. И кроватка. Ничего себе, лечь с парнем. Это, знаешь ли, постыдно в какой-то мере даже для меня. Отложится навек в сердечке, как что-то важное. И романтичное. И то, что не расскажешь может даже мамочке. Настолько это тонкое меж нами, что не поймёт никто, лишь ты и я.

— Да мы уж сколько вместе спим. Есть разница, где и в чём? — с искренним непониманием посмотрел на неё Рун.

— Есть, заинька, поверь мне. Одно дело, спать вместе в лесу, и совсем другое в кроватке.

— Ну, это сильно тонко для меня, — посетовал Рун. — Мне не понять, любимая. А помнишь, как мы спали в шалаше? Мокрыми, ты в одной моей рубахе, а я без рубахи. По-моему это… почище, чем кровать. А как в избе моей легли, а тут бабуля, и мы вскочили, словно ошпаренные. У нас таких моментов, Лала… для сердца дорогих, и слишком тонких, что не поймёт никто и все осудят, узнай они о том. Не сосчитаешь.

— Пожалуй в чём-то ты и прав, суженый мой. И всё-таки кроватка есть кроватка. Сколько я буду спать в шалашиках, когда вернусь? Нисколько. Сколько на лежаночках, как в твоём домике? Тоже нисколько. А сколько в кроватке? Каждый день все мои годы. И каждый раз, как лягу, возможно какая-то части ка памяти о нас будет всплывать в сердечке, согревая и волнуя его. Первое, Рун, всегда самые яркие переживания даёт. А в нашем случае… Ты вообще понимаешь, что значит лечь в одну кроватку с тем, кто не муж, для девушки?

— Я, Лала, понял одно, — сказал Рун серьёзно. — Для тебя это почему-то даже значимей, чем в шалаше, когда ты в моей рубахе. Значит, я тоже буду это очень ценить, раз это столь важное для тебя. И оно первое. И для меня, между прочим. Я тоже с девицами ещё не лежал в кроватях. Что-то даже разволновался, как ты мне всё расписала.

— Да чувствую. Магией прямо обдало, — улыбнулась Лала. И вдруг посмотрела на него как-то особенно тепло. — Рун, я тебя очень-очень люблю.

— Да знаю, — отозвался он беззлобно, тоже разулыбавшись.

— Вот ты какой! — буркнула Лала. — Рун, на такое надо всегда отвечать «я тебя тоже очень люблю, дорогая Лала».

— Я тебя тоже очень-очень-очень сильно люблю, солнышко моё ненаглядное, моя дорогая Лала, — любяще произнёс он.

— Ой, как ласково, — восхитилась Лала растроганно. — Я тебя, Рун, очень вознагражу за это, как встанем. Какую хочешь награду?

— Ты знаешь, — усмехнулся он.

Лала покраснела.

— Нет, что-то другое, заинька, — мягко проговорила она. — Хочешь, платьице сменю, на какое-нибудь особенно романтичное? Можно даже юбочку покороче. Всё равно никто не увидит кроме тебя.

— Хочу, — искренне признался Рун. — Люблю, как ты меняешь платья. Это прямо услада для глаз каждый раз.

— Ну такой ты милый, — порадовалась Лала сквозь накатывающуюся сонливость.

Так и заснула, бесконечно счастливая, улыбаясь во всю ширь личика.

Лала потянулась сладко с грацией кошечки, открыла глазки. Посмотрела на Руна, сияя ослепительно.

— Доброе утро, суженый мой, — произнесла она приветливо довольным голоском.

— Вообще-то вечер скоро, — с юмором заметил Рун.

— Ой, правда. Давно ты пробудился, любовь моя?

— Да я и не спал.

— А что ты делал?

— А вот догадайся.

Лала уставилась на него с очаровательным недоумением.

— Хм… на меня любовался?

— Ага. Что же ещё. Да обнимал понежнее да понадёжнее.

— Ах вот почему я такая, — озарилась пониманием Лала, продолжая сиять лучезарно. — Когда ты спишь, Рун, магии поменьше, чем когда нет. Так сладко спалось… словно медок лился на сердечко, в сны проникая.

— Ну, я рад.

— Между прочим, Рун, ты с первого дня давал мне магию даже когда спал, — припомнила Лала. — Мне интересно, как так может быть? Так сильно сразу полюбилась? Или жалел меня? Или что?

— Не знаю… беспокоился о тебе. Переживал, что обидел, когда поймал. Трудно сказать. Но точно не любил. Не влюблён был.

— Ну вот, — изобразила великое разочарование Лала, что выглядело комично при столь счастливом блеске очей. — Я думала, я вмиг могу в себя влюбить.

— Я гнал тебя домой вообще-то, — улыбнулся он весело. — Да и ты, по-моему, сначала не сильно-то старалась меня влюбить. Проклятьями грозила.