Мария Берестова - Любовь не с первого взгляда [СИ]

Канлар рассмеялся и жарко заверил:

— Хотите ревности? Так получайте, королева моя! Женю-ка я этого красавчика на какой-нибудь иностранке, пусть катится подальше! — грозно пообещал он.

Кая рассмеялась и прижалась к нему покрепче.

Где-то в саду запела поздняя птица.

В гостиной возле Малого кабинета в это утро разгорелся спор.

— Нет-нет, его влияние, безусловно, заметнее! — горячо отстаивал свою позицию экс-канцлер.

— А я уверяю, что он полностью под впечатлением от неё, — возражал дядюшка.

— Слыханное ли дело! Она вчера сбежала с бала!

— А вам мало того, что он тут среди нас каменную статую стал изображать?

— Она подхватила его приёмчики!

— Он копирует её мимику!

Обе стороны горячились, а слушатели вокруг не решались вступить в разговор, хотя у каждого и было своё мнение по вопросу, кто на кого больше влияет в королевском браке: Канлар ли сбивает Каю с пути истинной властительницы — или королева превращает короля-консорта в своё безупречное подобие?

Экс-канцлер считал, что это Канлар целиком и полностью виноват в том, что королева стала меньше внимания уделять государственным делам, проявляет преступную беспечность в некоторых вопросах и вообще, ведёт себя совсем не так безупречно, как того от неё хотелось бы. Чего только стоят бесконечные слухи, блуждающие по всем закоулкам дворца, и обличающие королевскую чету в слишком лёгком нраве и пренебрежении всяческими приличиями!

Дядюшка же полагал, что, напротив, это королева целиком и полностью подавила мужа, лишив его живого и яркого характера, придавив требованиями этикета и превратив в идеальную фигуру власти. По его мнению, Канлар стал холоден, скучен, строг, растерял всю свою индивидуальность в погоне за безупречностью своего статуса, лишился своей энергичной и яркой натуры и стал функциональным выражением королевской власти. Чего только стоит эта его новая привычка словно каменеть, вне зависимости от того, стоял ли он или сидел, — в противовес его прежней живой манере и мимике!

Спорить по этому поводу оппоненты были готовы до хрипоты. Экс-канцлер переживал о престиже королевской фамилии и о том, что Кая, попав под обаяния супруга, наворотит дел. Дядюшка переживал о психологическом состоянии племянницы. Он возлагал большие надежды на этот брак — надеялся, что через него Кая станет более живой, научится быть собой, а не королевой, — но пока наблюдал то, что это Канлар заковывается в тот же ледяной доспех, который носила она.

Спорить на тему, кто из супругов больше на кого влияет, было бесполезно: истина, как обычно, находилась точно посередине между противоположными мнениями. Влияние было полностью взаимным, и как Кая становилась в этом браке другим человеком, испытывая влияние мужа, так и Канлар менялся от соприкосновения с женой. Впрочем, по совести говоря, это было не столько их влияние друг на друга, сколько виляние любви — на Каю, и влияние нового статуса — на Канлара.

Спорить, к добру это или нет, тоже было бесполезно: процесс уже был запущен, и обратить его вспять не получилось бы.

Тем не менее, оппонентов остановило только явление предмета их спора — в присутствии королевы и короля-консорта и дядюшка, и экс-канцлер замолчали.

Продолжив, правда, обмениваться гневными взглядами.

«Вот видите!» — обличал взгляд дядюшки, кивающего на идеально-ровную осанку Канлара и его холодно-спокойное выражение лица.

«Вот видите!» — торжествовал взгляд экс-канцлера, когда выяснилось, что королева забыла ключ от кабинета у себя и отправила за ним лакея.

«О чём я говорил!» — сигнализировали глаза дядюшки, когда на совете Канлар промолчал во время обсуждения донесений от внутренней разведки.

«Именно это я имел в виду!» — пускали молнии глаза экс-канцлера, когда Кая, слушая доклад вице-канцлера, мечтательно засмотрелась в окно.

Неизвестно, сколько бы продолжались эти пламенные переглядки, но их вдруг невозмутимо прервал Канлар:

— Господа, да что с вами сегодня? Только не говорите, что ваш внук, — с ехидцей подначил он дядюшку, — увёл вчера у жениха вашу внучку, — кивнул он на экс-канцлера.

— Что? — переглянулись оба в недоумении.

Экс-канцлер повернулся к зятю-канцлеру с недоумением:

— Как, Эда разорвала помолвку?

Канцлер с таким же недоумением посмотрел на дядюшку:

— Разве Тэру нравилась Эда?

— Господа, — с заметным раздражением прервала их королева, — у нас тут совет или дамский салон? Решайте личные вопросы в нерабочее время, будьте так любезны!

Холодом в её голосе можно было заморозить лето.

Весёлыми искорками в глазах удачно пошутившего короля-консорта можно было этот лёд растопить обратно.

Экс-канцлер и дядюшка переглянулись в последний раз и оба надулись.

— Продолжайте, — ровно велела королева вице-канцлеру, который как раз докладывал о ходе выполнения работ по созданию Совета гильдий.

За гильдиями последовал вопрос выставки живописи, которая из выставки уже начала превращаться в конкурс. Восторженные художники вовсю работали над плотной программой, где место находилось всему: от ситуативных зарисовок на скорость — до вдумчивых мастер-классов и даже уроков.

Королева с некоторым ужасом смотрела на предложенный список мероприятий, который грозил занять две недели, не меньше.

Король-консорт заглянул ей через плечо, присвистнул, с возгласом:

— Так, дайте-ка сюда! — забрал бумаги и начал ставить какие-то свои пометки, после чего заявил: — Мы с её величеством посетим это, это и это, а остальное — сами!

Королева бросила на мужа горячий благодарный взгляд.

Канцлер взглянул на поправки и заметил только:

— Что ж, мудрый выбор, ваше величество, — и начал что-то править в своих бумагах, тихо переговариваясь с вице-канцлером, который вносил те же поправки в график выездов их величеств.

Супруги в то время изучали новый список — с именами райанских художников, коих намеревались пригласить.

Изучая список, Канлар испытывал некоторые колебания. Дело в том, что супруга Се-Ньяра баловалась на досуге живописью и была весьма в этом искусна, но широкой славы художницы не приобрела — не от того, что её работы были плохи, а от того, что была более занята делами министерства внешней разведки и не могла уделять своему увлечению достаточно времени. Конечно, в список её никто внести не додумался, и Канлар теперь рассуждал сам с собой, не будет ли с его стороны злоупотреблением предложить госпожу Се-Ньяр как ещё одну участницу. Эти мысли тревожили его в первую очередь от того, что сам Се-Ньяр был его близким другом, и такое явное покровительство могло бы показаться нечестным и эгоистичным порывом.