Людмила Макарова - Мудрец и корона

Удивленный Демайтер выпрямился во весь рост, отошел к краю бассейна и перегнулся через каменный борт, вглядываясь в заросли.

— А ну-ка иди сюда, дружок, не бойся, — почти ласково позвал он, чувствуя в руке ледяное покалывание. — Повтори, что ты сказал.

Странное существо боязливо высунулось из-за противоположного края чаши.

— Убьешшшь… Все отберешь?

Маг резко обернулся. Существо оскалилось.

— Пока нет… Почему это я увечный? — поинтересовался Демайтер.

— Не скажу! Пострадаешь, пострадаешшшь! — в восторге прошепелявил зубастый монстр и захлопал себя щупальцами по бокам.

Стражник присмотрелся. В области сердца у странного собеседника пульсировал тяжелый сгусток. Тонкие силовые линии расползались от него во все стороны до туманных границ осколка, тянулись к небесам и уходили глубоко в землю.

— Ах ты, паршивец! С кем играть вздумал… Все отберу! Как и просил. Завтра же здесь появится стелла Соединенного Королевства, люди из долины получат защитные амулеты, а гномы с эльфами узнают о том, кто ты есть на самом деле, — пригрозил Демайтер.

— Великий маг? Все видиш-шь, да? Все знаеш-ш-ш…

— Да!

— А занозу в плече не увидел, — вдруг совершенно отчетливо и чуть насмешливо произнесло существо. — Длинная, тонкая как волос, как будто белая, а сама черная, порвет кости, и кожу, и мясо, и жилы… Весь мир мой! Мой! Не отдам королю, не отдам людишкам и гадким эльфам, и гномам, грязным гномам! И страж-жнику не отдам, — вновь забормотал древний сторож осколка, подвывая и пришепетывая. — Все мое, что мое…

Но Демайтер, временно оглохший от бешенства, не обратил внимания на его угрозы и причитания.

— Вот как, — медленно проговорил он и выбрался из воды на сушу. — Кажется, мне предстоит нелегкая ночь… Да будет трижды благословенна Великая Матерь, ее сестры и дела ее! — прошептал маг и обернулся к странному хозяину этих мест. — Я не трону тебя, почтенный страж, я тебя отблагодарю.

— Надо же, — сказала Даша, так и не дождавшись от стражника подробного рассказа. — А я почти поверила эльфу… Значит, лучше ему ничего не дарить. Или все-таки можно?

— Только не монету, иначе мы никуда не уйдем. Будем вечно возвращаться.

Демайтер, аккуратно переступая линии, снова вошел в центр сложного рисунка.

— Это что, карта? — негромко спросила Даша.

— Основа пути. Если ты не прекратишь задавать вопросы, мы, тем более, никуда не уйдем, — обронил он через плечо.

Даша на цыпочках отошла назад, чтобы не мешать, порылась в карманах ветровки и извлекла оттуда пригоршню брелков и магнитов, которые купила, чтобы раздавать друзьям на фестивале в качестве сувенирчиков на память. Она, не раздумывая, выбрала самый блестящий, и побежала обратно.

— Эй! Смотри, — громко сказала Даша и, придерживаясь за край верхней чаши, покачала брелок на вытянутой руке, — это тебе. Только он недолговечный, не как твои камни, — она улыбнулась и разжала пальцы, — спасибо за ванну!

Бульк. Брелок упал на дно. Тишину нарушало лишь журчание воды. Даша на всякий случай помахала рукой на прощание.

— Хорошая Даша, перворожденная Даша, — зашепелявило неподалеку, — они смотрели узоры, вс-с-се хотели рассмотреть. Не видят, не видят… Страж-жник — хорош. Даш-шин страж-жник — хорошшечка, нашел узорчатую… хе-хе-хе…

Послышался хриплый смех, затем кашель и шипение, снова журчание воды.

— Какие узоры? — еле слышно спросила Даша. Древнему хранителю осколка снова удалось ее напугать.

— Узоры печати высшего мира, — вдруг отчетливо произнесло существо. — Стражник увидел, он все видит. Не верили, не верили. Фальшивка, фальшивка, а вот и нет! Пусть бегут эльфы, пусть гибнут. И гномы дрожат в пещере, дрожат и дохнут, дрожат и дохнут. Кровавая Даша… Страш-шная Дашша, страш-ш-шная! Прощай…

Даша пулей выскочила под навес. Демайтер отрешенно посмотрел сквозь нее. Видимо, для него путь уже начался.

— Я готова, — сказала Даша.

Лямки рюкзака давили на плечи. Последний привал остался далеко позади — на горячем от солнца склоне, по которому бродили хищные павлины. Демайтер не обратил на них внимания. В его присутствии диковинные птицы вели себя как домашние курицы. Они ходили вокруг, ссорились, перекрикивались и рвали зубастыми клювами рыжие от засухи колючки. Пока маг сосредоточенно расчерчивал воздух огненным мелком и выстраивал под трехмерными чертежами длинные колонки цифр, Даша смотрела в темнеющее небо, на котором зажглись первые звезды.

На землю спустилась ночь, залитая лунным светом. В сумеречной дымке повис над пропастью шаткий дымный мост. Даша ступила на него, след в след за Демайтером. Бесплотные щупальца, напавшие со всех сторон, все время норовили сбросить ее вниз. Они столько раз проскочили сквозь тело, что Даша Неверова перестала себя ощущать. Она распалась, рассыпалась и двигалась вперед бесформенной кучей, осознавая себя набором органов и частей тела, завернутых в белую вощеную бумагу. Каждый — по отдельности. Глаза, разъехавшиеся на расстояние никак не меньше метра друг от друга, не мигая смотрели в клубящийся сумрак. Тогда кто-то ненадолго взял ее за руку, в уши полились слова, лишенные смысла, а сердце оделось в теплый розовый бутон. И первое, что она почувствовала, когда ее отпустили — лямки «Ермака» на плечах, а первое, что увидела — полыхающие расплавленным серебром узоры на черной ткани плаща Демайтера.

— М-мне так… х-холодно… — простонала Даша, выдохнув облачко пара в спину шагавшего впереди мага. Он остановился и скинул капюшон плаща. Его одежда и волосы мгновенно покрылись иглами изморози. Вокруг, в застывшем времени висели причудливо взлохмаченные облака инея, скрывавшего сумеречную бездну.

— Не смотри мне в глаза, — сказал Демайтер и обернулся, как только Даша низко опустила голову, смерзшуюся в тяжелый комок. — Здесь холодно, потому что мы на перепутье. Если мы остановимся, то останемся здесь навечно, ни живые, ни мертвые в шаге от цели. Моих сил не хватит, чтобы сохранить жизнь на перекрестке, вокруг которого плещутся мириады измерений. Тебе холодно, потому что ты расходуешь собственную энергию, не имея возможности черпать ее извне. Так же как и я. Чтобы все миры открылись тебе здесь — надо умереть. Хочешь?

По мере того, как он говорил, Даша все больше ощущала себя единым существом. Очень несчастным существом, незаслуженно наказанным.

— Н-нет, — она вытерла тыльной стороной руки замерзающие слезы.

— Тогда больше не останавливайся. Я не всесилен.

Она снова побрела в густой пелене, ориентируясь на призрачное сияние, исходившее от ее проводника, вытянув вперед руку как слепая, запинаясь и путаясь ногами в густой траве… В траве!