Владимир Чуринов - Лабиринт верности [СИ]

— Черт, ты сложный противник, даже с Манфредом «Кровопускателем» — пиратским бароном, было не так сложно. — Говорит веселым, но сдавленным голосом второй из двух — шулер Гастон Рани.

— Манфред был опытен в бою, а не в игре, у него не было шансов. Нет их и у тебя. В этом есть определенный юмор вселенной. — Хриплый голос насмешлив и свободен.

— Да, он был такой, пока старина Санти его не поджарил. — Ах черт! Это ты хитро.

— Следи за своими дамами, может и выпадет шанс отбиться, старина Санти был неплох, почти достал меня. — Карты ложились на стол, выстраивая причудливые комбинации, непонятные как для непосвященного глаза, так в данном случае и для опытных игроков.

— Был? — Дрожащая рука выложила на стол еще одну даму, в рукаве было почти не разглядеть парочки дополнительных.

— Именно, — На стол лег король — слабая, но влиятельная карта.

— И остальные тоже. — Шулер опечалился, усики на круглом лице поникли.

— Ты последний. — Партия неудержимо стремилась к завершению.

— Жаль. Эх. Старина Гийом мне недостаточно платит. Что ты скажешь, если я сейчас уйду и ты никогда меня больше не увидишь? — Улыбка вышла вымученной.

Молчание. Шелест карт.

— Ты проиграл. — Голос-приговор.

— Черт, но как? Расскажи напоследок. А я расскажу, что знаю. — Из дрожащей руки высыпались ненужные более дамы.

— Ничего сложного — простая математика, я не только считал карты, но так же рассчитывал комбинации и варианты твоих ходов с учетом имеющихся у тебя карт, и всех вариантов тех, которые могут прийти. К тому же карты у тебя крапленые. Половину я запомнил. Выщербины, потертости, облупившаяся краска — слишком заметно. Впрочем, ты в любом случае был обречен. — От нечего делать гартаруд начал тасовать карты.

— Эх, дело всей жизни, а обыгрывает какой-то рогатый хрен, — Тяжело вздохнул Гастон, — ладно, я знаю, что это под правительственным кварталом.

Рука шулера нащупала рукоять пистолета, гладкую и твердую. Когда дуло легло на висок, дрожь неожиданно прекратилась. «А это не так уж и сложно. Карточный долг святое дело — он просто мухлевал лучше» — подумал он, и напоследок, за миг до того как его мозги забрызгали окружающих «Эх мама, мама, вырастила меня олухом».

— Твою мать, Вангли! — Кричал дейцмастер, шумного грохая кулаком по столу, не заметив даже, как перевернулась чернильница, заливая стол густой черной жижей, — Эмберлин Пайо — он пришел к нам еще мальчишкой, его обучили, тренировали, он был одним из лучших. Мейрик Санти — снайпер от бога, у него молодая жена на сносях, мать собирался в город перевезти. Велларион де Пуатье, он такой же «де», как я, морковка, но все же он был почти гением, великолепный актерский талант, сколько дур теперь покончат с собой из-за него?! Орландо де Столь — он знал все обо всем, он работал почти на добровольных началах — мечтал внести вклад в науку! Аскет, фанатик от науки, таких мало, слишком! Гастон Рани — ну он был готов, мот, бабник, шулер, пьянь, но какой лицедей, какой мастер своего дела, сокровище при умелом управлении! Кто теперь будет кормить его отца-ветерана? Знаешь, что между ними общего?

«Ты всех их подвел, они не первые и не последние», подумал Фредерик Вангли, наблюдая в окно тучи мягкого месяца вандратакаса, сменившего урожайный рагиталин. Вслух же он сказал:

— Догадываюсь, шеф, — «Чтоб ты слюной подавился».

— Они все мертвы! — Взревел, не особо обращавший внимание на реплики своего собеседника, Гийом де Маранзи. — Какая-то гнида ходит по городу и убивает моих людей! Одного за другим, и что самое паскудное, — Выставив руку в розовой перчатке вперед, запрещая сейцверу говорить, начальник тайной канцелярии передохнул, успокаивая дыхание и пережидая приступ головокружения, — Кто-то, похоже, знает, что они работали над одним нашим ВАЖНЫМ проектом! Иначе это было бы абсурдным совпадением, а в такое я не верю…

— И что за проект? — Невинно поинтересовался «Стервец».

— Этого тебе знать не обязательно, вдруг тоже прикончат, — Гийом взял себя в руки.

— Ну, как угодно, так при чем тут я-то? — «Хотя уже знаю, ты конечно хочешь чтобы кто-то разгреб для тебя дерьмо руками, ну ты ж начальник — только попроси».

— Найди эту суку! — Вновь выходя из себя взревел де Маранзи, «Ну по крайней мере он ненадолго забыл о дочери». — Найди и приведи ко мне. — Глаза дейцмастера сузились, — Я буду его медленно, очень медленно потрошить… и спрашивать — ЧЕМ ЕМУ НЕУГОДИЛИ МОИ ЛЮДИ?!

— Думаю, причина была, — Флегматично протянул сейцвер и прихлопнул толстого москита присевшего было ему на плечо, к концу года этих тварей становилось все больше.

— Так найди ее, — Начальник Тайной Канцелярии Ахайоса устало опустился в свое резное кресло красного дерева, плюхнувшись толстым задом на кремовый плюш, — И как можно скорее, — Он швырнул Вангли толстую папку из желтой кожи, — Подробности. Денег не жалей, сходи к интенданту, возьми тысяч десять на первое время.

— Есть, патрон! — Бывший пират поднялся, щелкнул каблуками начищенных как всегда сапог, прихватил папку и вышел, тряхнув полами форменного сюртука.

— Ой мамочки мои, это ж на что тебе такие деньжища?! Признавайся гнусный разбойник — ты вытянул эту расписку у толстячка Гийома под дулом пистолета, угрожая ему жизнью его семьи и дальних родственников? — Интендант как всегда был саркастичен и зловреден.

— Интересно, — задумчиво проговорил Фредерик, — ты и правда считаешь, что эта конторка и выдуманные погоны защитят тебя от превратностей этого мира.

— Нет, я-таки думаю, что от превратностей этого мира меня защитит тот факт, что если я скопычусь, мои должники тут же станут должниками разных банд Ахайоса, а потому меня холят и лелеют, — Ригельвандец сладко потянулся, — Ну и дробовичок под стойкой тоже помогает. Вообще, ты смельчак Вангли.

— Да ну? — Вздернул бровь бывший пират.

— Из всех высерков, работающих на Гийома, ты единственный смеешь мне хамить! Ну, правда, при этом ты единственный, кто никогда не брал у меня денег в долг, и всегда возвращал сдачу после операций. — Интендант сурово сощурился, — Знаешь, о чем это говорит?

— Да мне, честно говоря, насрать, — Зевнул «Стервец», — Гони бабки.

— Это говорит о том, что ты берешь деньги где-то еще, — На стол лег тяжелый сундучок, где сладко звенело золото, — И это подозрительно.

— Просто в свободное время я продолжаю грабить корабли и пощипывать торговцев, — Осклабился Вангли, — Но уставом это не запрещено.

— А как же милосердие? — В притворном ужасе вскричал ригельвандец.

— Ну, некоторых я оставляю в живых, — Вангли чуть помолчал, придирчиво осматривая собеседника, — Тебя бы, например, оставил, только нос бы отрезал на память, уж больно выдающийся.