Владимир Чуринов - Лабиринт верности [СИ]

Полы устилали истертые и залитые непойми какой дрянью шерстяные ковры. Единственная комната разделялась несколькими ширмами из сухого тростника, с тем же геометрическим узором, что и на набедренной повязке некроманта. Глиняные стены укрывали гобелены с текстами на безнадежно мертвых языках, уродливыми деревянными масками духов и демонов туземного происхождения, иссохшие головы с зашитыми ртами, молча наблюдавшими за посетителями и полочками с разнообразной дрянью, которую старик использовал в ремесле.

Некромантия была одним из темных искусств, управляющих энергией смерти, и связывающей мир живых с многочисленными мирами посмертия. Она относилась к гибельным силам, почти неизбежно коверкавшим и извращавшим душу тех, кто занимался ею, и, конечно, налагавшей пятно тьмы на души тех, кто обращался к знатокам этого искусства. По крайне мере, по версии религии Единого, адептами которой формально являлись сейцвер и сыщица, весьма неуютно чувствовавшие себя в этой берлоге.

И конечно же тем, кто осознанно и целенаправленно обращался к помощи гибельных сил — грозил костер, петля, или множество дней пыток и покаяния в застенках инквизиции (в случае с Алмарской Империей) или одного из соответствующих церковных орденов (в случае с Шваркарасом и Ригельвандо). Мир не хотел повторения Эпохи Черного Неба, когда почти всеми известными землями правили маги, колдуны и адепты черных культов поднимавших под свои знамена мертвых и бросавших свои легионы на немногочисленных живых. Формально дело обстояло именно так. На деле же — реже в метрополии, чаще в колониях, где контроль церкви был ниже, тайные службы — такие, как Канцелярия или Военная разведка, нередко прибегали к их помощи. Это было удобно. Надежно и эффективно. Грех не пользоваться. Впрочем — пользоваться тоже грех.

Перед тем, как идти к некроманту, Фредерик и Миранда проверили места, где были убиты прочие несчастные из списка агентов канцелярии. На крыше, где умер Эмберлин Пайо, они обнаружили расплющенную пулю, которая могла быть исключительно пулей из гартарудского парового револьвера. Крыша, где нашли обгорелый (и потому непригодный для целей некромантии) остов Мейрика Санти, так же в одном месте была прострелена из очень мощного оружия. Опрос охраны актера и ученого привел обоих детективов к мысли о великолепной оснащенности и невероятных навыках маскировки и скрытности убийцы. Опрос найденных свидетелей из игорного дома убедил Фредерика и Миранду в том, что их противник не человек, и очень, очень опасный.

— Эмберлин сражался, они бежали по крыше, видел сбитую черепицу — сколы свежие, — Говорила сыщица.

— Да, помню. — Вангли припомнил вмятины на крышах, — Еще он был тяжелее человека, но точно не гетербаг, может дракиец.

— Неважно. Противник у него оказался крепкий, парень даже не смог оказать достойного сопротивления — все произошло очень быстро. Иначе жители соседних домов что-то да увидели бы.

Вангли кивнул.

— Де Пуатье и Де Столь — были убиты в отлично охраняемых помещениях, они оказались не столь умны как Гастон, потому не всегда находились на виду. Но оно прошло к ним через несколько кордонов охраны, через магов, через амулеты, улавливающие магию и колдовство, словом через наших специалистов. Значит, он либо был оснащен чем-то, на что не реагировали наши средства, и прошел невидимым, либо долго изучал и анализировал слабые места в охране.

— Игроки из «Гранатовой леди» говорят, это был кто-то в глухом плаще и капюшоне, но говорил и двигался он не как человек, так же был очень высок, — я прав, не гетербаг, но крупнее нашего шулера. Служанка говорит, когда он шел — немного пружинил и отклонялся назад. Гартаруд, дракиец, кто-то из высших пушистиков. — Размышлял Вангли.

— Не важно, кто он. Мы уже точно знаем, что это не человек, и пользуется он непривычными нам технологиями и средствами. Не эксклюзивными, но все же. — Миранда улыбнулась, улыбка вышла кислой, — Придется допросить мертвеца.

— Странно, что никто из свидетелей не запомнил, о чем они говорили. Да, придется взять на себя этот грех, — Согласился Вангли.

Туземцу было наплевать на инквизиторов Единого, по крайней мере здесь — в Ахайосе. Да и пользовался он к тому же не навыками некромантских школ происходящих из древней Звездной Конфедерации, а черными знаниями туземных культов тьмы и смерти — традиции восходящей к почти забытому Пантеону Двух Лун давно погибшей Экваториальной империи Акмальтапосек.

Закончив чертить сложный ритуальный круг, в центре которого лежало залитое воском обнаженное, и безнадежно метровое тело шулера Гастона, экспроприированное из морга Канцелярии Фредериком и его временной напарницей, некромант сел неподалеку от разнесенной пулей головы трупа, где на месте мозга застыл комьями желтоватый воск, на костяной топчан и начал ритмично бормотать нечестивое заклятье.

Дым из разожженных по комнате треножников, тени людей и предметов, густая серая пыль и неизвестно откуда взявшийся сквозняк начали образовать в кругу, прямо над телом шулера, непрозрачную фигуру висящую в воздухе:

— Три вопроса, Южане, — Проскрипел осипшим голосом некромант и продолжил читать удерживающее дух заклятье.

Вангли был рад, несмотря на всю паскудность ситуации — худшего не произошло, был шанс, что Гастон мог незадолго до смерти получить так называемое «покаяние Жнеца», этот ритуал производили в Храме Бога-Жнеца, который был в Ахайосе. Культ Бога-Жнеца — культ алмарский, в Шваркарасе такого нет, но адепту Единого все равно в чей храм ходить молиться. «Покаяние Жнеца» надежно и верно защищало душу умершего человека от какой-либо гибельной скверны, и в первую очередь от любых попыток призыва в мир живых. Братья Ордена Бога-Жнеца очень серьезно относились к вопросам посмертного пути, каждый верный из паствы Единого, по их мнению, имел право без помех пройти путь к новому перерождению. Хорошо, что шулер не был набожным.

Несколькими часами позже. Очередная темная каверна. Слизь, селитра и влага на стенах, ветхие, готовые обвалиться на голову потолки, принадлежащие старым дворцам и особнякам, теперь ставшим фундаментами и подвалами для новых зданий. Скользкие ступеньки из мраморного крошева. Нервный свет масляных светильников. Недолгое эхо шагов, затихающее в хитросплетенье коридоров и поворотов, гаснущее среди старинных барельефов и обвалившейся мозаики стен.

Несколькими часами раньше, в жилище мрачного колдуна.

— Ты и вправду Гастон? — Вопрос звучал нелепо, но был необходим, верить некромантам на слово было довольно глупо.

— Это был первый, — Протрещал голос полумертвого старика.