Владимир Чуринов - Лабиринт верности [СИ]

Таким образом, подразумевалось, что сумма результатов, полученных в результате исследования тем или иным образом, превысит 20 миллионов золотом. Баснословно, за миллион можно было купить небольшой город в метрополии или целую колонию на Экваторе. А 20 миллионов это бюджет небольшого государства. Состояние ван Курмхога оценивалось приблизительно в 8-10 миллионов движимого и недвижимого имущества.

Реалистичность ситуации обеспечивалась фактом участия Ригельвандо — государства торговцев и банкиров, поклоняющегося Богу-Золотому [24] Бог-Золотой — ипостась Единого, покровительствующая деньгам, финансам, здоровой экономике, труду, торговле и т. д. Все крупные явления, имеющие отношение к человеку, обладают той или иной формой покровительства Единого — существуют так же Бог-Жнец (смерть), Бог-Воин (война), Бог-Властитель (покровитель правителей и аристократов) и множество иных воплощений, которым поклоняются в разных странах Гольвадии (Южного Архипелага). «финансовой ипостаси Единого». Таким образом, от Реймунда и от актера, им нанятого, нужно было всего лишь возбудить интерес со стороны владельца «Вителлозо».

Финансовая заинтересованность и создание ажиотажа — эту часть должен был выполнить актер, играя Батилеззо, пытающегося в различных банках Ахайоса получить деньги на экспедицию в счет государственной гарантии. Заинтересованность личную собирался создать Реймунд уже тогда, когда агенты ван Курмхога выйдут на Чителло с предложением финансирования и сотрудничества. В обход Ригельвандо, так и не приславшего пока деньги в банк.

Работа любого профессионала Альянса похожа на работу охотника, не того, конечно же, который мчится на быстром коне со сворой гончих за несчастным, заранее выгнанным из леса, кроликом по чистому полю. А того, что, прихватив старое ружьишко, неспешно ходит по лесу, ставит силки, роет волчьи ямы, читает следы и сидит в засаде.

Завершив последнюю активную фазу — «постановку силков» в виде актеров и финансовых махинаций, Реймунд растер поясницу и крепко засел в засаду.

Ингвальд Сторгриш, взявший в театре временный отгул, с непременной «телескопной сумкой» мотался по банкам. Вел переговоры о финансировании исследований. Делал важный вид, сорил деньгами, много и таинственно распространялся о том, сколь важное открытие он планирует сделать на севере Калистиса. Столь важное, что даже не скажет, какое именно.

Еще он жаловался на погоду, пил много пива и заигрывал с зеленоволосой служанкой в «Ла Ториньён». Реймунд таскался за ним по городу и наблюдал за все возрастающей толпой шпиков, проявлявших интерес к персоне Чителло. В оставшееся время он беседовал с платными информаторами Ахайоса, в торговом, пиратском и наемничьем квартале он завел себе четверых осведомителей, для общего пользования и уже через самого надежного из них Валька Рагусса — вылезшего из грязи крысюка, работавшего в кафе «Шип», что в Торговом, он обеспечил дополнительно распространение информации о финансовом состоянии Батилеззо.

А именно о том, что его собирается перекупить Шваркарас, что корабль «Святая Агнесса», везший его деньги в Ахайос, был захвачен пиратами, а так же информацию о том, что на самом деле Батилеззо, это переодетая женщина — агент амиланиек.

Слухи ползли по городу, интерес к Батилеззо возрастал. У остальных актеров покамест все было благополучно. С ними он держал связь через Хитрюгу, с которой встречался у воров в ресторане «Плащ и шпага». Девушка была расторопна, верна, поскольку то ли боялась, то ли симпатизировала Реймунду, умна и исполнительна. В целом почти подходила как долгосрочный исполнитель. И все равно через некоторое время придется ее убрать. Впрочем, до этого она должна была выполнить еще одно поручение Стурга, касающееся профессиональной деятельности, пока у нее не получалось.

Шла середина недели. Солнце раскаленным ядром садилось за край света, заливая дворцы и трущобы города расплавленным свинцом. Реймунд вернулся из очередного похода по следам дважды ложного Батилеззо. Уходил еще один день, заполненный событиями столь же рутинными, сколь и необходимыми. В носу до сих пор стоял мускусный запах Рагусса, а ноги гудели от беспрестанной беготни по многочисленным, не похожим друг на друга, но чем-то невообразимо родственным кварталам Ахайоса. Тянуло бездельничать, просто где-то бросить свои кости и возможно, немного поболтать. В редкие времена, когда есть возможность поговорить с кем-то, имеющим представление о том, кто ты такой, Реймунд, как и большинство агентов, стремился ее не упускать.

Артур, облаченный в полотняную рубаху и грубые парусиновые штаны, подпоясанные все тем же шелковым шнурком, лениво курил, сидя на затертом мраморе. Дверь подъезда за спиной старика была открыта. Оттуда тянуло кухонной вонью, несвежим жильем и нарастающим скандалом.

Реймунд сухо поздоровался и бросил зад, затянутый в кожаные штаны, на теплый мрамор ступеней.

— Я не понимаю этот город. — Пожаловался агент, доставая из кармана жилета сигару.

— Ты не первый и не последний, — проскрипел старик, привычно ухмыляясь.

— Но хотел бы понять. Это на редкость интересная клоака. Она завораживает. — Продолжил Стург, прикуривая от спички.

— Избавь меня от избитых сравнений. — Артур посмотрел на солнце из-под руки, — Этот город называют клоакой, помойной ямой, королевством трущоб, да как угодно еще. Но всех вас, — он ненадолго задумался, — Всех нас. Тянет сюда.

— Именно. Чем больше я тут живу, тем больше понимаю, — согласился Реймунд, — Грязь, нищета, банды, насилие, жизнь в страхе. И все же тут живут. Больше того — сюда приезжают.

— Что-то ты сегодня разговорился, — усмехнулся де Талавейра.

Агент Альянса промолчал, несильно ткнув старика кулаком в плечо.

— Ладно. — Вздохнул старый убийца, — Я тебе расскажу.

— Весь внимание, — произнес Стург и затянулся сигарой, исходящей черным дымом.

— Здесь мы на перекрестке, — начал Артур, — Мне доводилось жить во многих местах. И в хороших и в плохих. Я жил среди каннибалов и видел, как они живут. Видел, к чему приховодит жизнь на грани дикости, когда бал правят простые, незамутненные страсти, желания, позывы. Человек, по сути, мало отличается от скота, и чем меньше его ограничивает, тем он к скоту ближе. Они жрали друг друга. Просто потому что могли, и потому, что это было вкусно. Ими правил сильнейший, часто далеко не самый умный, а когда он погибал, (часто от моих рук) они начинали жрать друг друга еще сильнее — ибо их никто не сдерживал. Они брали, что захотят, если могли — женщин, скот, вещи, до чего дотягивались. Так бывает не у всех, есть и много более мирные туземцы. Но эти пример — пример зверя, живущего в нас.