Владимир Чуринов - Лабиринт верности [СИ]

— Я неплохо осведомлен о порядках дикарей, — сообщил Реймунд.

— Вряд ли парень, — улыбка старика была невеселой, — Хотя, думаю, пережил ты немало. Это грань. Но есть и другая. Имя ей цивилизация. На юге, на востоке, да где угодно. В цивилизованных странах люди научились подавлять свое скотство, сковывать зверя внутри, загонять себя в рамки, объединяться и идти к величию. Но это жертва. Приходя к цивилизации, ты неизменно теряешь что-то от своей природы. Ты больше не можешь мочиться, где приспичит, жрать, что захочешь, если голоден, спать под кустом, если захотел спать. Зато должен носить вшивый парик, кланяться при встрече, уважать засранцев выше тебя по чину. Этот путь ведет к величию. — Он примолк, — Ну, величию держав и некоторых из тех самых засранцев. А для простых людей — к безопасности. Зыбкому ощущению покоя и стабильности, знанию хотя бы того, что тебя не сожрут на следующей неделе.

— Несложный взгляд на вещи, — прокомментировал Стург.

— Ну, может это от того, что я общаюсь с несложным человеком? Нет? — старик сплюнул и засмеялся, — Не кипятись. Я подхожу к сути. Она проста. Мы не хотим жить с дикарями, но и среди людей цивилизованных для нас не так уж много места. Ахайос — это город сильных. Город на грани меж дикостью и цивилизацией, на множестве граней, целого калейдоскопа возможностей, упущенных и воплощенных. Здесь живут в постоянной борьбе скота и человека внутри себя. А хорошо живут лишь те, кто может привести эти две ипостаси к гармонии. И Банды лучший пример — они воюют, режут друг другу глотки, почти порабощают тех, кто слабее, но так же и объединяются, защищают себя и тех кто волей или неволей доверил им свои жизни. Они используют все лучшее, что есть в человеке и все худшее, что есть в дикаре, чтобы жить здесь. Это место притягивает тех, для кого нет места нигде больше. Оно на стыке многих интересов, многих возможностей и многих путей. Оно притягивает тех, у кого есть амбиции и фантазия.

— И это все? — Разочарованно произнес Реймунд, — Я знаю немало похожих городов. Гаркалл, Астуритон [25] Город-государство Астуритон. Считающийся самым большим городом в мире, управляется Благородными Семьями. Каждая из этих семей обладает особенной мистической силой, секрет и мощь которой кроется в их крови. Силы эти исходят от предков-основателей этих семей. И чем более чистая эта кровь, тем больше могущества имеет аристократ. Семьями правят полнокровные — наиболее могущественные и обладающие самым чистым происхождением. За ними следуют полукровные — не столь могущественные, но ценные члены Семей. В самом низу — малокровные. Официально они тоже считаются аристократами (только членов Семей в Астуритоне называют аристократами), но Семьи их ни в грош не ставят. …

— Не совсем, — ухмыльнулся старик, — Еще этот город полон безумия. Да. Безумия. Того сладкого состояния, которое теплится и в тебе и во мне. И во всех нам подобных. Здесь каждый, сможет найти место, если сам подходит этому месту. Слышал подробности о бандах? Девы — почти амиланийки, сборище безумных баб, защищающих друг друга и поддерживающих много лучше, чем смогли бы мужики. Безумцы — собирают психов и головорезов, объединяют их, находят место таким, которых в других местах просто казнили бы. Демоницы — это демонологи. Крысы, собакоголовые, ящеры — собирают представителей анималистических рас, которым сейчас по всему Экватору ох как несладко. Мистики дают приют всевозможным колдунам, в том числе таким, которых по всему миру преследуют нещадно, а они в свою очередь, в благодарность умеряют свой пыл и учатся сосуществовать. Да, этот город — форменный бедлам. Но бедлам, где для каждого есть свое место, а если у тебя есть место в мире, значит, твоя жизнь имеет смысл.

— Ну что ж, — агент кивнул, — в этом есть смысл. Может ненадолго место тут и для меня найдется, — впрочем, на это было мало надежды. Альянс — есть Альянс.

— Вряд ли, — подтвердил опасения Реймунда старик, — Смерть и ее посланников нигде не любят. Вы не просто убийцы, вы почти слуги мрачного жнеца. Хоть и не придаете значения философии.

— Может и так, — Стург затушил сигару сапогом, — Но как все же вышло, что таким местом стал именно этот город?

— Тут не все просто, — Артур вытряхнул и начал чистить трубку. — Есть пара простых мыслишек — приверженцы обыденности говорят, что он таков потому, что так сложилось — город на перекрестке интересов разных держав, куда стекаются иммигранты с соседних островов, город, где удобно прятать деньги и где уже давно любой крепкий закон повергается в пыль традицией, а центральная власть оказывается слабее интереса множества местных мелких царьков. Стечение обстоятельств, ухмылка истории. Но есть и другая теория — этот город, возможно не только шутка истории, но так же шутка богов, или сил, что за гранью нашего понимания. Банды меняются — одни исчезают, другие появляются. Но всегда сохраняется баланс, редко когда появляется банда существенно сильнее прочих, редко, когда исчезает банда, объединяющая кого-то особенного, так всегда есть банды крысюков, умертвий, демонологов, адептов хаоса. Не строй такую мину, уверен, что ты слышал. Сейчас одни, через век другие, но банды сохраняются. Будто бы у них есть какие-то божественные покровители. И будто бы тотемы у банд не случайны. Те самые аляповатые штуки, отмечающие их границы. Вроде как ходят странные легенды о том, что каждая банда имеет особенного духа-покровителя, или мистический артефакт, или что-то подобное, поддерживающее их общность. О чем знают только главы банд. Так это или нет мне неведомо. Но город живет. И живут банды. И, думаю, так будет и впредь. Это вечный фронтир. Место, куда люди приходят взять свою судьбу за горло, или погибнуть в процессе. Место, где ты борешься с природой, с чужой природой, своей природой, природой вещей. Где ты сбиваешься в стаю, с такими же как ты, и с этой стаей встаешь против всего того дерьма, что швырнет в тебя мир.

— Занятное местечко, — Реймунд поднялся, — Отличный рассказ. Не думаю, что в нем много правды. Но хоть время скоротали. Ты неплохой рассказчик, Артур.

— Иди в жопу, — лениво отмахнулся старик. Проводив взглядом агента Альянса, уползающего в свою берлогу, де Талавейра продолжил наблюдать за солнцем, последние лучи которого исчезали среди переулков и мрачных трущобных улиц этого странного города.

Мысли, даже не мысли, душные, кастрированные призраки эмоций, лезли в голову потоком злых сомнений. Стая, фронтир, свобода? Этот город один на миллион, здесь живет свобода, какой-то извращенный, суровый дух братства. Тут у каждого есть свое дело и своя стая. А беды и неприятности — ровно те, которые наживешь сам. Не в этом ли смысл свободы — самому принимать решения, самому выбирать стаю, самому грудью вставать против всех бед, которые нажил сам.