Владимир Чуринов - Лабиринт верности [СИ]

— Но зачем?! Зачем тебе это? — пират начал надвигаться на противника, злость, ярость, стыд за слабость, перебороли в нем страх, его противник понял, что заговорился, принял боевую стойку. Пожалел, что упустил страх противника, теперь будет чуть сложнее.

— Поверь, Канатоходец, — Преследователь так же переместился вперед, — Если б я мог — сказал бы. Но это риск быть раскрытым. А я не дам такого шанса желающим воскресить твой труп или призвать дух.

— Это ты будешь трупом. Сдохни, гнида! — Эдгар бросился в отчаянную атаку, левой он владел не хуже правой.

Бой был коротким, но жарким. В пирате говорили злость и отчаяние. А его противник немного устал. Дважды багровые пятна украсили шинель убийцы на плече и на боку. Но финал был закономерен. Эдгар Канатоходец был опытным бойцом, но противник превосходил его в скорости, силе, опыте и навыке. Чудес не бывает.

Агенты Международного Альянса Убийц всегда действуют наверняка. Через пару минут Эдгар Канатоходец покинул грот. На одном плече он держал сверток с кровоточащим трупом — так он быстрее привлечет акул. На втором — увесистый сундук с золотом. Мотив для убийства двух подельников, но недостаточный повод, чтобы мстить.

Теперь образ пирата принадлежал победителю. И он уже знал, как его использовать.

Между небом и землей, на каменной площадке, продуваемой всеми ветрами, не более двух шагов в ширину, озаряемая рубиновым сиянием грациозно высилась точеная фигура. Кто-то внимательно наблюдал за погоней на пустынном пляже, там, внизу.

Зрелище кончилось. Красиво очерченные губы растянулись в кривой ухмылке, обнажив крупные, белые, загнутые клыки:

— Удачная охота, Реймунд. Теперь мой ход. — Прыжок, кувырок, полет навстречу далекой тверди, у подножия скалы. И наблюдатель скрылся из виду.

Город вставал во всем блеске своего великолепия. В морских водах цвета крыла птицы счастья, густом и сочном ультрамарине, под горячим солнцем Экватора, овеваемый ветрами странствий и приключений, он отражался целиком. Чистый и прекрасный. Совсем не такой, каким был на самом деле. Это был город убийц и воров, продажных чиновников и честных пиратов, слабых законников и сильных негодяев.

Город, возвышавшийся над водой, окутанный легендами о крови и смерти, укрытый тысячелетним маревом грехов, войн, лжи, насилия, ненависти и страсти. Страсти к деньгам, к чужим страданиям, к подвигам, добыче и сомнительной славе.

Город, живший сам по себе — за многие века неоднократно переходивший от одних властей к другим, но никогда не склонявшийся ни перед одной из них.

Город, где правили Банды. Где каждая улица была полем боя, на котором сходились чьи-то амбиции, желания, страхи и стремления. Где люди, говорившие на сотне разных языков, сражались клинками, пистолетами, магией и колдовством, стремясь ухватить за хвост шальную мечту о далеком, жестоком счастье.

Город, где лучшие в мире воины и убийцы были лишь одними из многих. Где шпионы могущественных держав Запада, Востока, Севера и Юга сходились в тонкой игре плаща и кинжала, выстраивали хитроумные комбинации и думали, что правят миром, а их меж тем привычно дергали за ниточки умелые кукловоды. Город, где золото текло рекой, рассыпаясь по грязным переулкам и заваленным отбросами площадям, минуя сотнями умирающих в канавах нищих.

Город, где даже демоны и боги служили лишь орудием в амбициозных играх смертных, нелепо прожигающих свою жизнь на этих, наполненных смрадом многовековой неизбывности, улицах.

Город вставал из моря мрачно, обыденно просто. И единственным, что удерживало его от падения в морскую пучину под гнетом многочисленных грехов жителей, был вязкий туман ненависти, злобы, взаимных интересов, скорби, страха, сомнения в будущем и безумной надежды. Пестуя которую, обитатели этой клоаки мечтали, что когда-то их жизнь изменится к лучшему. Мечта длинною в сотню тысяч жизней, неисполнимая, но поддерживающая дух этого места так же крепко, как серые скалы поддерживали его плоть.

Зеленые волны лениво бились о форштевень бригантины «Судьба моряка». Хлопанье парусов сменилось шелестом сматываемой ткани. Привычно скрипели мачты, фок чуть громче, чем обычно — расшатало в последнем шторме.

Палубу качало весьма умеренно, а потому можно было, невзирая на недовольное ворчание боцмана Марка Тровиолли — тучного и медлительного ригельвандца, — выбраться на корму и насладиться в должной мере букетом ароматов, изящно преподнесенным худшим из парфюмеров — огромным многолюдным портовым городом тропической полосы…

Так же можно было, наконец, рассмотреть через леса мачт и мельтешение птиц, не все из которых были просто безмозглыми пернатыми, приближавшийся город. Город, который должен был стать с одной стороны финальной точкой трехмесячного, до крайности утомительного морского путешествия, и с другой стороны началом новой, тонкой и весьма занимательной работы. «Рыба» знаменовала «дебют», излишне аморфная, но достаточно точная аллегория.

И не случайная, к слову. Почему-то капитан «Судьбы моряка», как уже было сказано, бригантины — неплохой, трехмачтовой торговой посудины грузоподъемностью 130 тонн, о 8 пушках, предпочитал всем прочим играм именно домино, причем предан был игре фанатично.

Так что вечерние партии в кают-компании, душной и пропитанной запахом черного табака, были, пожалуй, самыми яркими элементами воспоминаний пассажирской морской рутины последних трех месяцев.

То же, что ныне предстояло Реймунду Стургу, в наибольшей степени можно было бы назвать шахматной партией, не самой сложной, но весьма приятной.

Город вставал во всем блеске своего ничтожества, если более вежливо: во всем блеске бандитско-колониального стиля.

Порт — совершенно невероятных размеров стойбище для океанских и каботажных судов, более чем тридцати Экваториальных государств, и почти всех гигантов Южного Архипелага. На западе он был ограничен мощной цитаделью внешней обороны, прикрывающей город как с моря, так и с суши более чем тремя сотнями сорокафунтовых пушек, достаточно мощных, чтобы при метком залпе пустить на дно линейный корабль.

С востока порт был прикрыт много более скромным, чисто морским фортом, по совместительству являющимся таможней и портовым управлением. Это было нелепое пятиугольное здание из крупных серых глыб пористого камня с бойницами для шестидесяти морально устаревших чугунных, а то и железных бомбард, которые еле-еле могли бы отогнать средненького пирата.