Андрей Кокоулин - Мастер осенних листьев

— Можно?

Эльга кивнула. Женщина подставила ладони доске. Губы ее тут же разошлись в тихой улыбке. Несколько мгновений она, подвинувшись к свече, изучала букет. Эльга достала из блюда теплый клубень и принялась его грызть.

— Инька.

Женщина рассмеялась, потом запоздало прижала ладонь к губам, глаза ее, точь-в-точь Инькины, замерцали мягким светом.

— Я и не думала…

Она смешалась, не договорив. Смахнула что-то в уголке глаза. Соринку?

Первое время Эльга никак не могла привыкнуть к тем совершенно детским, чистым восторгу и изумлению, которые рождали у взрослых людей ее букеты. К ахам, вздохам, смеху, слезам.

Вроде и хохочущую тетушку Тельгин с работой мастера Мару видела, и как тихо, благоговейно смотрели на панно в Дивьем Камне наблюдала тоже. Деодора, торжественно уносящего своего лиственного двойника, провожала взглядом. А с собой соотнести не могла.

Мурашки рассыпались по рукам, по лопаткам, от шеи к затылку — неужели это я? Это я — виновница? Может ли такое быть? Я же просто работаю с листьями.

И комок стоял в горле, не таял.

Чужая радость вспыхивала, накрывала с головой, заставляя испытывать какой-то даже внутренний стыд.

Правда, потом это чувство ушло. Как и мурашки.

Позже Эльга только мысленно кивала самой себе, когда видела и ощущала, как появляется и крепнет связь между человеком и букетом, который тому предназначался. Значит, все было сделано правильно.

— Возьмите.

— Зачем? — Эльга с удивлением посмотрела на женщину, передающую букет ей обратно. — Это вам.

— У нас нет столько денег, госпожа.

— Это бесплатно, — сказала Эльга. — Кроме того, если что, мне заплатит ваш титор.

— Ой, наш титор!

Женщина сказала это так, что стало ясно — никакого доверия к титору она не испытывает. Да и далеко титор. От него только сборщики налога приезжают. И видела она его всего раз, издалека, когда он охотился поблизости. Кавалькада пестрая проскакала да рог протрубил, коз пугая. Вот и все знакомство.

— Все равно, — Эльга даже руки за спину спрятала. — Это же не простой букет.

— Да? — Женщина развернула доску к себе, и, как не старалась держать губы, через несколько мгновений они вновь растянулись в широкую улыбку. — Ох! А ведь и правда. Сарви.

— Что? — отозвался зашедший в дом и легонько обстучавший башмаки о порог Сарвиссиан.

— Посмотри. Мастер Иньку сделала.

— Так я подходил, видел.

— Ты сейчас посмотри.

— А что там?

Сарвиссиан, умывавшийся во дворе, смахнул мокрые волосы назад.

— Ну, Инька…

Язычок свечи трепетал, рисуя на лиственной щеке девочки теплый загар. Сарвиссиан наклонился.

— Так, погоди…

В его горле что-то треснуло, и он вдруг гулко, на всю избу, захохотал, заставив женщину испуганно привстать с лавки.

— Тише, Сарви, тише!

— Пытаюсь!

Сарвиссиан накрыл рот ладонями, но смех взбулькивал в нем, как каша в горшке, и прорывался сквозь пальцы.

— Бы-уп… пха-ха… Инь…

Зашевелился, перевернулся под медвежьей шкурой Хаюм. Всколоченная мальчишечья голова приподнялась с тощей подушки.

— Чего вы? Ночь на дворе!

— Ты спи, — сказала ему мать.

— Уснешь тут!

— Пых-ха… — сказал Сарвиссиан, на ватных ногах отступая в сторону печи.

Слезы текли у него по лицу.

— А что с дядей Сарви? Плясунья? — спросил Хаюм.

— Репей тебе под язык! — сердито сказала мать. — Смешно ему просто. Годами смех копил, вот и прорвало.

— Лучше бы утром прорвало, — проворчал мальчишка.

Он взбил подушку кулаком и накрылся шкурой с головой.

— Тише, Сарви, — повторила женщина.

— Да я уж все.

Сарвиссиан обессиленно сполз у печки на пол, отвернул от себя букет.

— Я, наверное, перестаралась, — сказала Эльга. — Простите.

Рано утром Эльга ушла в лес.

Позавтракала козьим сыром и молоком вместе с хозяйкой избы и Хаюмом, повесила сак через плечо и, сказав, что скоро вернется, отправилась через поле к темному, сонному еще ельнику.

Подол платья скоро стал мокрым от росы, зябкая сырость заползла к лопаткам и в рукава.

Листья взволнованно шуршали за спиной, обсуждали вчерашнее, успокаивали, мол, с кем не бывает, осторожно хвалили, сетовали на отсутствие хорошей компании.

Не останавливаясь на опушке, Эльга поднырнула под еловую лапу и углубилась в лес. Кочки, хвоя продавливались под башмаками.

— Я — дурочка, — прошептала она себе.

Елки равнодушно молчали. Солнечные лучи мазали верхушки и пятнали узорами стволы и редкие полянки.

— Я ни на что не гожусь.

Эльга одолела небольшой взгорок и села на землю. Скинула сак. Что? Что? — сразу забеспокоились листья. Ничего, сказала им Эльга. Я просто не умею делать букеты. Ах, нет! Ах, почему? — принялись возражать листья.

Спорить с ними настроения не было. Эльга легла и долго смотрела, как светлеет небо, становясь розовым, а затем, обретая глубину и оттенки, мягко синеет. Тонкие верхушки елей качал ветерок, и они то сходились, то расходились, словно пальцы, набивающие букет на небосводе. Серебристая, голубоватая ива, ромашка, липа, сирень.

Чарник — для законченности.

— Ничего я еще не умею, — вздохнула Эльга, встав и отряхиваясь. — Просто страшно, сколько букетов мне нужно будет набить до грандаля.

За ельником пошел осинник, а в ложбинках росли малиновые и смородиновые кусты.

Листья золотились на солнце, шелестели, перекликались, наполняя воздух жизнью и радостью пробуждения. Вы живы? Мы — живы! И вы живы! С новым днем! С новым утром! Эльга ходила от ствола к стволу, улыбаясь, кивая, здороваясь, вглядываясь в кроны. Руки работали, нежно срывали новый материал для букетов, как учила мастер Мару, перехватывая биение в черенке. Сак распухал, наполняясь.

— Новости! Новости! Новости! — затрепетали листья под свежим ветром.

Эльга остановилась, слушая.

В покинутом дупле поселился енот. Лисье семейство завтракает мышами. В кривой овраг на юге забрела дурная корова и сдохла. Мастера из Курсиля-Малого поймали медведя, повадившегося драть деревенских коз. Вчера молнией опалило старый дуб в Подпружье.

Ах, где смешно, где тревожно. Дальше!

— Новости! Новости!

Сагим Белохвост прячется от родителей в плавнях. Младший брат по ночам носит ему еду и пересказывает все, что грозится с ним сделать отец за подожженный лабаз. Мастер-лекарь Аварох Эмфалл укротил плясунью в Туйе, Димурского надела. Опасные дома опечатаны и обнесены забором, вкруг посыпано солью и толченой хинной корой. В местечке Палива пришлыми убита девушка, пришлых трое, лесного племени, дикие. Староста объявил на них охоту. Тангарийские эрцгавры признали власть сумасшедшего мастера над собой и выдвигают войска в приграничье.

Что? Эльга мотнула головой. Он же разбит! Как они могут…