Андрей Кокоулин - Мастер осенних листьев

— Госпожа мастер.

От палатки приблизился воин, посветил фонарем. Почудилось, старухи на букете морщатся, а дети от света, вытягивая шеи, стремятся укрыться под козырьком.

— Да?

— С портретом разговариваете?

Эльга смутилась.

— Да вот…

— У нас тут все второй день их слышат, — сказал воин, поднимая фонарь повыше. — И командир Некис тоже. Стоишь ночью у межи, вдруг — смех. Детский. А ближе к забору подойдешь, мальчишки переругиваются или хвалятся, кто дальше бузинной или рябиновой ягодой плюнуть может.

— Тут уже не мальчишки.

Воин кивнул.

— Я вижу. А завтра — Ружи?

— Да.

— А они это… не передерутся?

— На букете-то?

— А Матушка-Утроба их знает! Если они разговаривать умеют, может еще по доскам переползут и друг дружке в глотки вцепятся.

— Нет. Это нет.

— Что ж, это, знаете, хорошо, — с облегчением сказал воин, поводя фонарем. — А то как бы чего.

Эльга с трудом подавила зевок.

— Я, наверное, пойду.

— Конечно. Доброй ночи, госпожа мастер.

— Да, доброй ночи.

Завернувшись в накидку, Сист спал на земле у ее палатки в обнимку с обрезком доски. Эльга запоздало вспомнила, что обещала ему набить букет-весточку для родных. Она оборвала листья с растущей рядом осины, присела со спящим рядом и осторожно вытянула доску из рук. Сист, не просыпаясь, сладко причмокнул губами.

Несколько мгновений Эльга смотрела на долговязого мальчишку, года на два ее старше, вбирала его в себя, а затем быстро набросала букет. Семь-восемь вдохов-выдохов, два слоя, осина, трава, что была под рукой, остатки листьев из палатки. Несмотря на то, что у нее не было ни чарника, ни репейника, ни яблоневого цвета, букет вышел сносным. А по обстоятельному размышлению и вовсе замечательным. Ну как попробовал бы кто без половины инструментов стол сообразить? То-то.

Осиновый Сист улыбался, и чувствовалось, что он — славный парень, полгода в отряде, пообмялся, обвык, скучает и передает всем приветы. Вообще, кормят хорошо, они пока стоят в Амине, командир Некис похвалил его целых четыре раза и, наверное, скоро ему вошьют синюю ленту в пояс.

Букет Эльга прислонила к ножке стола, чтобы Сист случайно его не испортил. На столе, накрытая тряпицей, стояла миска к остывшим ужином. Эльга съела ложку острой мясной похлебки и отправилась спать.

Во сне она росла. Вытягивались руки и ноги, потрескивая, раздавалась вширь спина, земля уплывала куда-то вниз.

— Я — грандаль! Я — грандаль! — радостно кричала Эльга.

— Нет, ты — дерево, — снисходительно объяснял ей кто-то. — Тебя нужно поливать.

Вода капала на лицо, смачивала глаза и губы.

— Я — грандаль, — не сдавалась девушка.

— Нет-нет, — возражали ей, — ты — глупое дерево. Стоит тебя потрясти, и посыплются листья. Смотри.

Невидимый противник схватил Эльгу за руки и тряхнул.

— Госпожа мастер.

— Я не дерево, — прошептала Эльга.

— Полей еще, — сквозь сон прорезался недовольный и странно знакомый голос.

— Госпожа мастер!

Вода брызнула снова.

— Не надо.

Эльга сморщилась, попыталась увернуться от льющейся сверху струйки, но та настойчиво находила лоб и переносицу. Это было странно, потому что поливать, собственно, было нужно не голову, а корни. То есть, ноги.

— Что вы делаете?

Эльга рывком села.

Негодяй Сист отступил, пряча кувшин за спину, потом поклонился и мимо командира торопливо протиснулся вон из палатки.

— Простите, госпожа мастер.

— Теперь точно в гусеницу! — крикнула ему вслед Эльга.

Капли стекали в вырез платья, торя ледяные дорожки.

— Это я виноват, — наклонился, подавая ей кусок чистой ткани, господин Некис. — Превращать в гусеницу можете меня.

— Вас я превращу в муравья, — пообещала Эльга.

Сон витал где-то рядом, за левым или за правым плечом. Достаточно было склонить голову в ту или иную сторону. Но потом что, опять становиться деревом?

Так, берем себя в руки.

Эльга пошевелила плечами и привстала. Лицо она растирала, пока кожа не начала гореть. Грубоватая ткань даже несколько раз царапнула щеку.

— Вы знаете, — спросил господин Некис, — что ваши Башквицы, которые из листьев, теперь шелестят без умолку?

— О чем?

Эльга заплела волосы и спрятала их под платок.

— Обо всем. Достаточно легкого ветерка, чтобы каждый отметился какой-нибудь фразой. И, что удивительно, они не повторяются.

— А к Ружам не лезут?

Господин Некис помог девушке встать и отвернулся, давая ей привести платье в порядок.

— Это пока нет. Но Ружи уже ждут.

— Ой!

— Именно поэтому я приказал Систу вас слегка полить.

— А что, я долго…

Они вышли в лагерь, и Эльга умолкла. Было глубоко за полдень. Раздавались выкрики тренирующихся воинов. Железо постукивало о щиты. Сушились разложенные на жердинах рубахи и горжеты. Вымпел с красным пушистым зверем развевался по ветру над командирской палаткой. Солнце висело еще высоко, но уже не над головой, сбоку.

— А листья привезли? — спросила Эльга, торопливо прыгая по мосткам.

— Утром еще, и те, и другие. Я Ружам тоже наказал.

Господин Некис вроде бы не торопился, двигался лениво, но так ладно, что держался вровень. И уж точно ставил ногу не в пример тише.

— Это хорошо.

— Когда заканчиваете?

— Завтра. Надеюсь, что завтра.

— Быстро вы.

Ружи стояли такой же тесной толпой, как и Башквицы.

— Забирайтесь на лавки, — сразу скомандовал им господин Некис.

Растрепанный бородач вышел вперед.

— Да мы с Башквицами… — начал он.

В общем, на одной лиге с ними в поле никто из Ружей не сядет. Хоть бы насильно заставляли. А тут, простите, на одном заборе! Почти что бок о бок. Разве правильно? Нет! Сейчас еще олень последует, подумала Эльга.

И точно!

— Еще мой прадед, — заговорил бородач, — однажды подстреливший оленя…

Кошмар! Будто вчера вернулось!

Эльга нырнула в палатку и принялась набивать сак свежими, пахучими листьями. Голос бородача жужжал назойливым насекомым.

— …сено… олень… негодяи…

Тьфу на него!

Листья ласкались о пальцы. Они сообщили Эльге, что в Салланце был большой торговый день, и северные дикари навезли с десяток подвод мехов. Господин Астараго, кажется, совсем оправился, его видели в саду — он тренировался с мечом. Вспышку плясуньи обнаружили в самом южном вейларе — Хаюрхе. Там же, в одном из малых местечек, заметили Илокея Фасту — он был то ли не совсем здоров, то ли сильно пьян.

Всюду собирались отряды. Они стягивались к столице Края. Из-за них часто было не пройти, не проехать. В Дивьем Камне шли дожди. По западным городкам и кобельцам ползли жуткие слухи о том, что войско разбито и отступает, что трупы усеивают приграничные поля, что некоторые отряды и мастера боя перешли под руку тангарийцев.