Светлана Волкова - Сожженная земля [СИ]

Ветария сделала выжидающую паузу, и Розали послушно спросила:

— Что оно означает?

— Представь, будто твое сознание — лучи, которые освещают реальность. Луч — тонкая линия света — выхватывает лишь одну полосу. Другие остаются во мраке, ты не видишь, не замечаешь, ничего не знаешь о них. Поэтому человеческое восприятие фрагментарно. Для нас реальность — зебра, у которой мы видим только белые полосы.

Розали хихикнула, вообразив картинку. Ветария продолжала:

— Есть некая исходная точка-солнце, которая испускает эти лучи. Чем объемнее она, тем мощнее лучи, тем шире и ярче картина реальности.

— Тем больше зебра похожа на зебру? — со смехом предположила Розали.

— Именно. Ты умница! Тем ближе образ зебры в нашей голове к реальной зебре. Итак, точка сборки — это солнце. В ней сходятся лучи, которые освещают для нас зебру. Как солнце движется по горизонту, так движется точка сборки внутри нашего сознания. А вместе с ней перемещаются лучи. Понимаешь? Меняется угол наклона. Меняется длина и толщина лучей. С каждым перемещением точки сборки лучи высвечивают для нас новые фрагменты реальности — новые полосы зебры.

— И каждый раз мы видим новую зебру… — промолвила Розали.

— Да. Зебра остается той же самой, она неизменна. Но ее отражение в нашем сознании бесконечно разнообразно. На протяжении жизни один и тот же человек может видеть тысячи разных зебр, если его точка сборки переместится тысячу раз. Он даже может думать, что попадает в тысячи разных реальностей. На самом деле солнце его сознания освещает разные фрагменты одной.

Розали энергично кивнула, соглашаясь. Объяснение, которое поначалу казалось сложным и лишним, захватило девушку.

— Точка сборки может быть совсем крошечной и тусклой. Располагаться низко, охватывать узкий спектр реальности. Тогда лучи будут слабыми и короткими, падать под прямым углом и давать очень и очень мало фрагментов. Картина реальности в таком сознании будет скудной, блеклой, узкой и ограниченной. Бледная, тощая, худосочная зебра. Если точка сборки закреплена на одном месте в душе и не двигается на протяжении жизни человека, он умрет с этой же картиной. Как думаешь, каково ему всю жизнь смотреть на одно и то же тусклое и ограниченное изображение?

Розали пожала плечами.

— Он привыкает. Он ведь не знает, что картина может быть другой.

— Да. Он не знает. Он рождается, живет и умирает с одной и той же картинкой в сознании. Но если точка сборки сдвигается, меняется направленность лучей, а значит — картинка реальности. Человек вдруг понимает — все не то, чем казалось. Потому что сдвинулась точка сборки. Прежние фрагменты реальности скрылись от лучей восприятия, на их место встали другие.

— А от чего зависит, сдвинется точка или нет?

— Чаще всего — от жизненных потрясений. Приятных или болезненных. Чем сильнее потрясение, тем сильнее сдвиг. Потери, бедствия, катастрофы, трагедии смещают точку сборки очень далеко. Иногда сужая спектр восприятия, иногда расширяя. У магов точку сборки двигают новые знания. Учеба.

— Чем больше мы учимся, тем ярче наша точка сборки? — спросила Розали. Ветария хлопнула ее по плечу.

— Отличная позиция для твоей собственной точки на сегодняшний момент. Оставайся с нею. Пока. В какой-то момент сдвиг происходит, когда ты отбрасываешь все знания. Не пропусти его.

Это Рози понять не могла. Учеба казалась ей безусловной ценностью. Ветария усмехнулась, уловив ее реакцию.

— Не надо фиксировать точку сборки на одном месте. Лучшая позиция для нее — в движении. Все постоянно оказывается не тем, чем казалось. В том числе учеба.

Розали медленно кивнула. Теперь она поняла. Она была молода, гибка разумом и готова менять представления о мире.

— Наконец, есть еще кое-что, что сдвигает точку сборки. Переживание запредельного. Или, как говорилось на древнеремидейском языке — трансцендентного. Трансценденция — это выход за рамки собственной индивидуальности. Когда человек осознает свою причастность к сферам и субстанциям, более обширным и могучим, нежели его личность.

— Что мы все — частица Создателя? — мгновенно подхватила Розали.

— Да, в ремидейской религии трансцендентность передается единством человеческой души и Создателя. И это верный путь. Ты знаешь о нем. Но переживала ли ты когда-либо единение себя и Создателя?

Розали вздрогнула.

— Сие ересь… Человек — жалкое творение. Он не может быть един с Создателем!

— Увы. Догмы вашей церкви закрыли перед вами правильную дорогу. Они говорят вам о единстве с Создателем, но запрещают переживать его. И это тупик. Вы должны верить в то, чего не можете почувствовать.

— Разве это возможно почувствовать?

— Возможно. Наш Ларкос Настакеда, который и придумал термин «точка сборки», постигал трансцендентное при помощи определенных растений. Еще более древний философ, Го'Тама, проводил своих учеников через мыслительные парадоксы, чтобы они осознали тупиковость индивидуалистического мышления и вышли за его пределы — в Абсолют. А один более современный философ, называвший себя Ниджрадош, разработал несколько техник интенсивных телодвижений, которые позволяли расслабить тело и сознание до состояния трансцендентных переживаний. Его техники на Меркане называют «динамическими». Наконец, величайший из философов, Рамон Хамариш, не делал вообще ничего, чтобы вызвать у себя трансцендентное переживание. Оно просто с ним случилось. И после этого люди, приходившие к нему учениками или паломниками, постигали состояние покоя: безмолвия и неделания. Этот путь в запредельное считается самым чистым и самым сложным.

— А… зачем вообще нужны трансцендентные переживания?

— За истиной, Розали. Только в них возможно постичь реальность такой, какая она есть. Увидеть и белые, и черные полосы зебры. В запредельном точка сборки становится вспышкой колоссальной мощи, которая освещает разом всю реальность. Не лучи, выхватывающие фрагменты. Целостность, а'двайта — неразделение. В запредельном нет видимого и невидимого, явного и неявного. Тебе открыто все целиком.

Ветария умолкла и замерла в неподвижности. Ее взгляд, обычно острый и пронизывающий, рассредоточился и поплыл, словно она сама оказалась в запредельном. Розали тоже молчала. Ее охватило странное состояние. Не хотелось ничего говорить и ничего спрашивать. Да и нечего было спрашивать. Может, это и есть покой Рамона Хамариша?..

Тишина, осенившая двух женщин, улетучилась. У Розали в голове завертелась какая-то мысль, которую она долго пыталась ухватить. И наконец поймала.

— Ты сказала, про орден, где состоял этот… Канастеда?

— Настакеда, — поправила Ветария.

— Ты сказала про этот орден — был. Его больше нет?