Джефф Уилер - Изгнанница Муирвуда

Все, кроме нее. Внутренним оком она увидела себя, себя четырнадцатилетнюю. Она стояла в стороне, и ей отчаянно хотелось танцевать. Про себя она молила Исток — пусть хотя бы один из юношей, хоть самый распоследний мальчишка на посылках наберется духу и пригласит ее танцевать. Музыка гремела в памяти, все громче становились хлопки в ладоши, в освещенное факелами ночное небо летели веселые выкрики и смех, и поднимался сладкий запах медовых кушаний…

Леди Деорвин говорила правду. Прогневать короля не осмелился никто. Майю так и не пригласили на танец. Ни разу.

Майя взвесила в руке топор, и в следующую секунду он уже летел в цель. Лезвие глубоко вошло в пень.

— Хм, — ворчливо сказал Джон Тейт. — Ну-ка, еще пару раз. Силенок у вас, я гляжу, хватает.

В полдень они устроили привал в тополиной роще у чистого ручья, чтобы напоить лошадей и дать им отдых, а сами подкрепились содержимым переметных сум. Кишон ушел проверить окрестности. Майя полезла в мешок за обернутым в тряпицу хлебом и тут на самом дне заметила что-то светлое. Там, между трех груш, лежал цветок. Девушка протянула руку и извлекла из мешка белую лилию, маленькую, но красивую, явно не случайно угодившую в мешок с провизией.

Майя держала на ладони лилию — шесть изящных лепестков, — и щеки у нее наливались краской. Этот цветок оставил для нее Финт Кольер. Мелочь, красивый жест, и все же он тронул Майю до глубины души. Вздохнув, она убрала цветок обратно в мешок и на мгновение застыла, пытаясь разобраться в тех сложных чувствах, что переполняли ее сердце. Она не верила им. Она не верила ему. И все-таки эта мимолетная забота сделала чуть светлее ее затянутый черными тенями путь.

— Слышите? — стоявший на коленях у ручья Джон Тейт резко поднялся, вытер рот и бороду и бросился к краю рощи. Спустя несколько мгновений Майя тоже услышала встревоживший его звук. И кишон тоже наверняка услышал. Это был стук копыт.

Судя по звуку, лошадь шла галопом. Спустя несколько мгновений из-за поворота дороги, оттуда, куда лежал их путь, вылетел взмыленный конь. Всадник спешил в Рок-Адамор. Из укрытия в тени деревьев Майя разглядела цветную куртку и черную войлочную шляпу. Это был королевский гонец. Не Кольер — тот был повыше ростом, да и не носил ничьей формы.

Всадник пролетел мимо и был таков. Поднятая им пыль медленно опускалась на дорогу.

— Это не разведчик, — сказал Джон Тейт, почесывая заостренную бороду. — Гонец. Не себе шею, так коню ноги переломает, коли дальше так гнать будет, дубина. Жаль конягу.

— Он был в королевской форме, — заметила Майя.

— Видел. Кольер сказал, армия на севере. Мы идем на восток. Кольера он, что ли, ищет, этот торопыга? Ну да что бы он там ни задумал, наше дело — оставить коняшек в Бриеке, да и топать себе дальше, пока не сцапали. А оттуда Два дня пути до перевала, и вот он, Мон.

— Чем скорей мы выберемся из Дагомеи, тем лучше, — решительно сказала Майя.

— Это что ж вам так понравилось-то в нашем славном королевстве — гадюки, клещи-мясоеды или, может, мошка? — ухмыльнулся Джон Тейт. — Эх, я и сам порой скучаю по Прай-Ри.

На краю разума снова зашелестел черный шепот: «Здесь вы останетесь навеки. Здесь родилась сама смерть».

— Чтой-то вы помрачнели так? — озабоченно спросил Джон Тейт. — Случилось что?

Майя не могла рассказать ему о шепотке Истока, который звучал в ее голове снова и снова, в последний раз — несколько дней назад. Когда приближалась опасность, Исток говорил с ней чаще. Он предупреждал ее, и Майя привыкла верить этому шепотку. Из книги канцлера она узнала, что голос Истока может быть едва слышен, и люди часто принимают его за собственные мысли. Впоследствии она убедилась в этом на своем опыте.

— Просто вспомнила кое-что, — солгала она и весело похлопала спутника по толстому плечу. — Знаешь, а я едва не стала королевой этой страны.

— Как это? — удивленно уставился на нее Джон Тейт.

— Когда родился Проглот, я была еще совсем маленькая, и наши отцы уговорились о браке, чтобы скрепить союз между королевствами. В два года меня начали учить дагомейскому. Я всегда любила учить языки. Помолвку разорвали задолго до отречения, но я-то помню, что моим будущим супругом когда-то считали Проглота.

— Вы ведь знаете, что у них за история была, а? — спросил Джон Тейт.

Майя улыбнулась, вернулась к Присли и потрепала ее по мягкой шее, жалея, что нельзя оставить лошадь себе. Впрочем, это была глупая мысль, достойная разве что капризной принцессы, какой когда-то была Майя.

— Эту историю знают все, Джон. И я знаю.

Подошел кишон.

— А я не знаю. Расскажите.

Майю его слова не удивили. Кишона учили драться и убивать, а вот историю ему преподавали вряд ли. Девушка отвела волосы с глаз, повернулась к кишону, взялась за луку и приготовилась вскочить в седло.

— Незадолго до Скверны мастоны покинули эти берега, и тогда моя прапрабабка Лийя Демонт сделала предсказание. В нем говорилось о графе Дэйре. Лийя прокляла его и сказала, что он переживет Скверну, станет последним человеком на этих землях и будет жить до тех пор, пока своими глазами не увидит свершившееся проклятье. Дэйре был дворянин из Комороса. После прихода Скверны он сражался в гражданских войнах и в Дагомее получил титул. Он всю жизнь любил Марсиану Прайс, невестку Лийи, но не нашел ее и женился на другой. Марсиана уплыла за море вместе с мастонами. Дэйре взял в жены дворянку из Дагомеи, младшую сестру королевы Довагеры, и в приданое за ней получил земли в этом королевстве. Он успел показать себя в бою и потому получал титул за титулом, а потом свергнул короля Комороса и постепенно, по одному, захватил близлежащие земли и объявил себя императором семи королевств.

Мужчины не сводили с нее глаз, ловя каждое слово. Майя говорила, и ей казалось, что она наяву слышит звон мечей и Далекие крики — память земли, впитавшей в себя пролитую кровь. Девушка содрогнулась.

— И что было дальше? — не выдержал Джон Тейт.

— В старых королевствах тогда бушевала Скверна, и люди гибли от нее, как от чумы. А Дэйре все сражался. Его трижды свергали, и трижды он возвращался с армией и вновь завоевывал трон. Считается, что последняя битва произошла в Дагомее, и в случившейся там резне выжил он один. На нем не было живого места, от потери крови он едва держался на ногах, и все же выжил, как и предсказывала Лийя. В поисках живой души он бродил по всем семи королевствам, но никого не находил. Всех убил либо его меч, либо Скверна.

На сердце у Майи стало темно. Какая страшная история! Думая о ней, она всякий раз содрогалась от ужаса. Каково это — быть последним человеком на земле, видеть, как неотвратимо исполняется мастонское пророчество? Майя содрогнулась, и в душе у нее проснулось сочувствие к этому одинокому человеку.