Константин Шаров - Пекло [СИ]

— Решил кого-то помиловать? — Удивился король. Передумывать в последний момент было не в моих правилах. Обычно решения принимались после длительных обдумываний и прогнозирования, а потому пересмотру не подлежали.

— Скорее наоборот. Добавил несколько сотен человек. Сомнение были, люди очень… специфичные. — Пояснил я.

— Ну-ка… — Ролен заинтересованно взял списки людей, попавших в первую волну осуждённых по политическим причинам. Никто из них не участвовал в боях на стороне прошлой династии, некоторые даже встали на нашу сторону под влиянием момента, но сейчас всё сильнее начали сказываться изменения, которые мы негласно вводили в общество, и эти изменения приводили к растущему недовольству. Следовало как можно быстрее «извлечь» тех людей, которые могли стать центрами кристаллизации мятежа. Как минимум — на время переходного периода. По мере прочтения глаза короля всё больше округлялись, а на лице появилось крайне озадаченное выражение. Наконец он осознал, что глаза его не обманывают и воскликнул:

— Бабы?!

— Фу! Король, а выражаешься как какой-то наёмник! Правильно — женщины.

— Может и наёмник, но я-то их под арест сажать не собираюсь, в отличие от тебя, такого правильного и культурного.

— Что поделать? По-другому нельзя. Я и так смотрел и эдак. Только хуже получается.

— А как же твой закон об отмене смертной казни? Мужиков-то мы собирались в армию загнать, а их жён на плаху, что ли?

— Зачем же? — Удивился я. — По закону смертная казнь заменяется воинской службой сроком 25 лет, тяжёлые телесные наказания — службой до 15 лет, лёгкие телесный наказания — до пяти лет. Подстрекательство к мятежу — 10 лет в армии минимум для любого причастного вне зависимости от побудивших причин, возраста или пола.

— Бездна! — Ролен содрогнулся, когда до него дошёл смысл моих слов. — Бабы в армии! Что дальше? Старики и дети?! Они навоюют! И кто их будет обучать? Где? Мои парни не возьмутся! — Горячился он.

— Да брось! Только рады будут! Правда учить будут не тому, чему следует, тут ты прав. Вот только и ты со мной не совсем откровенен. Среди твоих «парней», если хорошенько поискать найдётся и несколько совсем не парней. Или я не прав?

— Ах, ты про этих су… Кхм… ровых бойцов? Так там от женщины одно названье. Что не баба, так страшнее смерти. И, прямо сказать, от того некоторые из них немного… неадекватные. Если подумать — даже большая часть. Их не в инструкторы надо, а в палачи — цены им не будет.

— Не страшно! Дело они знают, иначе их бы здесь не было при таком твоём отношении к вопросу, а некоторая доля жестокости при нашем методе обучения — только плюс. И потом, какие возможности для мотивации! Объявлю, что если их подопечные займут первые места на учениях, сделать им такие лица и фигуры, чтоб у мужиков даже волосы на спине вставали, не говоря уже обо всём остальном. Так будут своих подчинённых гонять, как никто никого не гонял.

— Или убьют их в процессе. — Уже куда более спокойным голосом заметил Ролен. — Но всё равно — идея дурацкая! Какая от них опасность?

— Вот тут ты неправ. Будь мы в империи или даже в Лидсе — я бы с тобой согласился. Но здесь всё по-другому. Этот вопрос меня заинтересовал уже давно — помнишь собрания «мятежников»? Среди активных участников было немало женщин. Туже княгиню Фелицию Рикет вспомни! И ладно бы это был единичный случай. Вовсе нет. Более того, в империи не раз за долгую историю возникали ситуации, когда крупные сообщества людей оказывались под властью женщины — в результате гибели мужей на войне, при малолетнем сыне, как единственной прямой наследницы. Но всегда эти ситуации рассматривались как нечто противоестественное. В лучшем случае — как временная замена «настоящего» правителя. Здесь же всё совсем не так. Женщины и сами ощущают себя вполне способными править единолично, беря на себя бремя принятия решения, и мужчины признают за ними такое право. Я изучил это отклонение от привычного нам устройства. Как оказалось, корни его кроются в культуре Древних. Они считали и мужчин и женщин совершенно равноправными! Целиком и полностью, без каких либо оговорок. По идее, находясь в трудной ситуации, выжившие после катаклизма должны были прийти к тому же, к чему пришли у нас — к доминированию мужской половины населения, но здесь этому помешал культ предков — «раз у Древних было так, значит и у нас будет». И вот теперь нам расхлёбывать. Но это всё философия. А реальные факты — если после мятежа аристократии местные короли не вырезали всех поголовно, включая женщин, через одно-два поколения, а иногда и раньше, мятеж повторялся и «у руля» были те же рода, которые вроде как «замирили», лишив всех мужчин…

— Ну, хорошо! Будем считать, что убедил. Но курировать обучение женщин будешь лично. Если решишь арестовывать стариков и детей — аналогично. И потом не плакайся «папочке», когда ничего путного из этой затеи не выйдет!

Мари, баронесса Мерц, младшая и единственная дочь барона Фесса Мерц, чувствовала себя ужасно. И вовсе не сырой, холодный и тёмный чулан, в котором она находилась, был тому причиной, хотя спроси кто её мнения, она бы никогда с этим не согласилась. За всю её недолгую семнадцатилетнюю жизнь ей ещё никогда не приходилось оказываться в подобных условиях, но что значили телесные муки по сравнению с муками душевными? Весь её заботливо выстроенный внутренний мир, основанный на множестве прочитанных книг, разговорах сверстников, учителей и собственных фантазий рушился как карточный домик.

Всё началось внезапно и без какого-либо предупреждения…

— Это возмутительно! — Пророкотал барон Фесс, в очередной раз пересекая по диагонали обширную гостиную своего родового имения. — Какое право имеют эти выскочки принимать какие-либо законы без одобрения Аристократического Совета?! Это идёт вразрез со всеми традициями! — Мать семейства как обычно в таких случаях тихо сидела в уголочке и ждала, пока распалённый собственными многократно повторёнными «вескими» доводами муж достигнет нужного градуса возмущения, чтобы умело вставить ещё пару фраз, которые станут основой следующего получасового монолога.

Мари наблюдала подобные сцены почти ежедневно. Барон был очень решительным человеком, способным идти в выбранном направлении, снося все препятствия, проблема была лишь в создании необходимого настроения, когда же он достигнет состояния холодной ярости, любая попытка переубедить его будет обречена на провал, только ещё больше его распаляя. Жена как никто другой умела пользоваться этими особенностями его характера, поэтому именно она стала тем человеком, к которому обратился граф Гонкорд, нуждающийся в союзниках. И, надо сказать, на этот раз она не просто оказывала услугу могущественному аристократу, но и сама вполне разделяла его устремления. Её уже давно раздражала та бесцеремонность, с которой новый король перекраивал устоявшиеся отношения. Раньше она всегда знала, к кому следует обратиться за положительным решением какого-либо бюрократического вопроса, теперь же все эти люди оказались заменены какими-то выскочками с улицы, имеющими наглость заявлять, что «решение земельных вопросов в пользу какого-либо лица возможно только по взаимному согласию или через королевский суд». При этом, в конце концов, соответствующая бумага всё равно должна была быть выписана ими! Так почему не поспособствовать родовитой аристократке в столь малом вопросе, причём далеко не за бесплатно? Возмутительно!