Константин Шаров - Пекло [СИ]

Ограждение платформы, на которой она встала, было сделано из массивных деревянных брусьев. От них всё ещё пахло древесной стружкой и лаком. Конвоиры даже здесь не удосужились освободить её от кандалов. Напротив — они продели цепь в специальный зажим и зафиксировали. Теперь Мари даже не могла свести руки вместе, только опереться ими в ограждение.

Между тем судьи не собирались ждать, пока подсудимая соблаговолит обратить на них своё внимание. Негромкий голос одного из них, несмотря на приличное расстояние, прозвучал совершенно отчётливо:

— Вы Мари Мерц, единственная дочь барона Фесса Мерца? — Задал судья первый вопрос.

— Да! — Коротко ответила она. Пламя над жаровней при этом приобрело зеленоватый оттенок.

— Вы обвиняетесь в пособничестве мятежу против королевской власти, признаёте ли вы свою вину? — Продолжил судья.

— Я не признаю за вами права меня судить! — Резко ответила Мари. — По закону арестовывать аристократа можно лишь на месте преступления либо в случае его отказа добровольно явиться в суд. При этом, его должны соответствующим образом уведомить не позднее, чем за три дня! — Скучнейшие лекции учителя по праву неожиданно пригодились, позволив Мари неплохо подготовиться к своей защите.

— По личному приказу короля, лица, указанные в особом списке, до окончания расследования лишаются всех своих прав и привилегий. С копией указа можете ознакомиться позже. — Скучным голосом отмёл возражения судья. — А сейчас прошу отвечать на заданный вопрос. Вы участвовали в подготовке к мятежу?

— Я не знаю о чём вы говорите… — Пробормотала девушка и неожиданно поёжилась. Пламя в жаровне сменило цвет на ярко-красный, и ей на секунду показалось, что из огня на неё кто-то смотрит, причём далеко не добро.

— Не пытайтесь лгать или увиливать. Огонь Правосудия способен безошибочно отличить правду от вымысла, а ложь лишь усугубит вашу вину. Спрашиваю последний раз. Участвовали ли вы в заговоре против короля?

Мари молчала, пытаясь придумать правильный ответ. Если огонь действительно был способен отличить правду от лжи, то это очень усложняло ситуацию.

— Я не слышала, чтобы кто-то из моих знакомых говорил, что собирается свергнуть короля. — Осторожно сказала она. — И я сама тоже этого никогда не говорила.

— Знали ли вы о планах графа Рика Гонкорда, намеревающегося устроить мятеж против законной власти?

— Я не… думаю, что… — Пролепетала Мари.

— Да или Нет? — Отрезал судья.

— Нет, я… — Огонь снова окрасился алым.

— Хорошо, этого достаточно. — Прервал девушку другой судья, до этого момента сохраняющий молчание. — Остальные доказательства вашей вины уже собраны. Перед тем как мы вынесем приговор вы можете сделать чистосердечное признание, указав всех, кто по вашему мнению участвовал в заговоре. Это может облегчить вашу участь… — Судья некоторое время ждал, но Мари подавленно молчала, не собираясь предавать своих близких и друзей.

— Учтите, что в случае отказа говорить к вам могут быть применены пытки. — Попытался он надавить, но даже угроза насилия не смогла переломить её упрямства.

— В таком случае огласим приговор… — Продолжил судья. — Мари Мерц! Вы признаётесь виновной в пособничестве мятежу против законной власти. Вы пытались лгать во время судебного заседания и отказались от чистосердечного признания. В связи с этим вы приговариваетесь к максимально возможному наказанию — пятнадцати годам воинской службы без права пересмотра. Следующий!

Столь стремительное вынесение приговора не оставило Мари времени морально подготовиться и следующие несколько минут выпали из её памяти. Кажется, она куда-то шла, ведомая конвоирами… Очнулась она только когда руки сильно дёрнуло — оказалось, что браслеты успели присоединить к длинной цепи, закреплённой к большой телеге далеко впереди. Рывок цепи означал, что телега тронулась, и ей следовало идти вперёд вместе с множеством других арестантов, находящихся в точно таком же положении. Вдоль цепи с обеих сторон проскакали всадники, щедро раздавая удары древком копья тем, кто не спешил подняться с земли.

Потом пленники долго шли. Через несколько часов Мари совсем выбилась из сил и держалась в строю только на гордости… и страхе, что с ней поступят так же как с одним тучным молодым парнем, который отказался идти час назад и с тех пор ехал в телеге — после того количества ударов, что он получил, идти дальше он, действительно, уже был не способен физически. Но вот силы ей отказали окончательно, и она повисла на натянувшейся цепи. К удивлению, бить её никто не стал. Оставшийся путь она провела в телеге рядом с тихо стонущим толстяком. Ей даже удалось несколько часов поспать — впервые с момента ареста.

Дальнейший путь был долгим и однообразным. Они останавливались около каждого более-менее крупного города, где часть людей отцепляли и уводили, присоединяя вместо них других. Кормили дважды в день — утром и вечером в специально оборудованных армейских лагерях под бдительной охраной. Это с одной стороны было плохо — не было ни малейшего шанса убежать, а с другой стороны хорошо — уж больно сальные взгляды бросали на девушку некоторые «попутчики».

После очередного города оказалось, что количество женщин, прикреплённых к цепи, значительно увеличилось. Эта тенденция продолжалась и дальше, пока среди арестантов не осталось ни одного мужчины. Тогда же сменились возницы на телеге и конвоиры — ими тоже стали женщины. Они все как на подбор были рослыми, имели мужеподобные фигуры и некрасивые лица, к тому же многие имели шрамы и другие следы ранений. Угрюмостью же они вполне могли переплюнуть скалу в северном море, не говоря уже о доброте.

Дорога закончилась только на восьмой день пути. Мари тогда бы никогда не поверила, что эти восемь дней ей скоро будут казаться воплощением рая на земле. Но так оно и было в действительности. Здесь девушек и женщин провели через несколько десятков длительных и довольно унизительных процедур. В частности, некоторые женщины имели длинные волосы — в этом случае одна из местных собирала их в пучок левой рукой и одним резким ударом бритвенно-острого ножа отсекала почти под корень. Мари вознесла благодарность предкам, что имела модную в этом году стрижку, не доходящую до плеч. Потом их лишили одежды, внимательно осмотрели на предмет болезней или повреждений, отняли все личные предметы, которые некоторые сумели сохранить до этого момента. Положительным моментом можно было считать лишь то, что их, наконец-то, расковали, правда, предварительно нанеся каждому из арестованных татуировку на левом предплечье. Это было совсем не больно — просто к коже на несколько секунд прикладывали зачарованную металлическую пластину. Неприятным было другое — татуировка, одновременно, была магической меткой, владелец которой не мог пересечь границу лагеря без дозволения командования. Таким способом физические кандалы были заменены магическими, но от того не менее надёжными.