Мария Лунёва - Твой шёпот в Тумане [СИ]

В это мгновение я отчетливо поняла, что случилось в этом доме. Кто-то из них вернулся с леса обращенным. А у остальных не поднялась рука его убить. Они предпочли позволить себя погубить. Я со смешанным чувством жалости и страха смотрела на деток, Им еще жить и жить, За спиной со стороны огорода раздался хруст ветки. В такой звенящей тишине этот звук казался оглушительным.

Я не двигалась, замерев истуканом. Выходы для меня были отрезаны. Осталось только одно. Отмерев, я вскочила на перила крыльца и ловко забралась на козырек. Дома у нас строили все по схожему принципу, и забираться на крышу крылечка я умела с детства. Мертвые глухо зарычали и двинулись в мою сторону, но было уже поздно — я оказалась вне досягаемости.

А дальше-то что делать?

Замерев, я осознала, как влипла со своим желанием чем-нибудь поживиться. Будет мне урок. Головой нужно думать. Осторожней быть и не таскаться. где ни попади, в темное время суток. Замерев, глянула вниз. Мертвые топтались на месте, не понимая, куда я исчезла. Хуже всего, что я оставила распахнутой калитку. Ни приведи Высшие, они выберутся со двора. Могут ведь, и разорвать кого-нибудь.

Сглотнув, зажмурилась. Надо выбираться.

Проходили минуты, а обитатели этого жуткого дома не двигались с места. Я понимала, совсем стемнело и сейчас все, что я могу, — это ждать рассвет. Снизу периодически доносилось рычание и неясное мычание. Трясясь от страха, я несознательно поджимала ноги, боясь, что вот сейчас в темноте кто-нибудь меня схватит и потащит вниз.

Часы тянулись нескончаемой вечностью. Луна зашла за горизонт.

Первое пение птиц — предвестников рассвета я встретила со слезами на глазах.

Дома уже, наверное, остыла печь. А если Эмбер проснется, а меня нет. Думать об этом страшно. Сестра с ума сойдет от ужаса.

Когда на небе появились первые лучики света, я подползла к краю беседки и тихо, как мышь, выглянула. Они стояли на месте, раскачиваясь, как тени. Женщина двое детей и чуть в стороне мужчина. Я не знала их имен, для нас они были просто отшельники. Замкнутая семья, которая зла никому не делала.

На их месте могли быть и мы.

На меня волною нахлынули воспоминания двухлетней давности, когда вот так вот ночью скрипнула калитка, и вернулся отец. Еще живой, но уже обреченный.

Вернулся, потому что, как и я, не мог представить, что в доме останутся одни три его дочери. Он лежал за сараем и все бубнил: «Траву Эмбер принести! Нельзя их одних оставлять, пропадут, зайчатки мои». Слезы хлынули с моих глаз рекою.

Чтобы не говорили Лестра и Эмбер, я знала, что гнало отца домой, о ком он думал в последние часы жизни. Тогда я прощалась с ним, мои руки дрожали, когда я подставляла к его груди вилы, я понимала насколько он мне дорог и как любим.

Мой самый сильный и добрый папа.

Не сдерживаясь, я ревела в голос, осознавая, что никто меня не спасет, и никто сюда и не догадается прийти. Мертвые замычали громче, услышав меня. Я ничего не могла: ни позвать на помощь, потому что дом стоял на отшибе, ни спуститься и убежать. На моем пути стояли мертвые, но не упокоенные.

Время вновь потянулось мучительно медленно.

Солнце встало высоко, и не по-весеннему жарко припекало. Где-то послышалась одинокая птичья трель, и вновь все стихло. Выглянув, я поняла, что мужчина ушел с прежнего места и теперь находился у самой калитки. Сообразив, что это мой шанс, осторожно забралась на крышу и по прогнившему карнизу, крадучись и не дыша, перешла на другую сторону. Все, что мне нужно было, чтобы спастись — это прыгнуть вниз и убежать через огород.

Это казалось безумием. Но иного выхода не было.

Зажмурившись, я досчитала до трех и прыгнула. На мгновение от страха кольнуло в груди. Приземление вышло жестким, я подавилась собственным дыханием, а ногу обожгла резкая боль. Закусив губу до крови, хромая и шатаясь, я упорно пошла вперед к забору. Позади зарычали, но я не обратила внимание.

Спасение близко — только забор переползти.

Моя магия взбунтовалась и я чувствовала, как мелькают иллюзии, делая меня, то старухой, то мужиком, то дворовым псом. Ухватившись за довольно высокий забор, подтянулась, и, забывшись, забросила поврежденную ногу. От боли потемнело в глазах, но я не проронила ни звука. Обернувшись, увидела, что в мою сторону идут дети, а вот взрослых не видать.

Скрипнула калитка.

Они вышли наружу, поняла я и поторопилась. Мертвые отнюдь не были глупы, что-то в их головах оставалось. И проверять сейчас насколько сохранилось их сознание, я не хотела. Упав мешком на другую сторону с забора, поднялась и, утирая рукавом слезы, мешающие видеть, как могла, быстро хватаясь за ветви кустов, принялась спускаться к воде. Здесь заводь, жуткий запах тины. Могут и не заметить. В тумане самый верный способ спрятаться от мертвых — болото. Может и здесь получится.

Практически добежав до воды, споткнулась и кубарем полетела в воду. Не поднимаясь на ноги, прямо на четвереньках в густом скользком иле поползла в ближайшие прибрежные заросли. Позади чуть выше что-то шуршало, но я упорно искала укрытие. Забравшись в кусты, растущие в самой воде, притихла и старалась даже не дышать.

Хоть бы пронесло и на этот раз!

Сбоку раздался треск. Мертвец зашел в воду и замер истуканом. Пошатываясь, он натужно захрипел. Мысленно я молила его уйти.

Убраться отсюда и позволить мне передохнуть.

Ухватившись за намокший мешок с травой, так нужной сестре, хотела только одного

— вернуться домой живой и здоровой.

Но мертвец стоял на месте и не шевелился.

От холода меня трясло. Сидя в ледяной воде, я понимала, что эта трава от лихорадки, собранная мною вчера вечером, понадобится мне, если останусь живой.

Если не погибну тут, под этими зарослями кустов, в этой мутной вонючей до нельзя, до рези в глазах, холодной воде. Здесь наверняка и тела моего не найдут. Вода скроет все следы моей смерти.

Сглотнув, я не удержавшись, издала рвотный позыв. Терпеть запах было выше моих сил. Мертвяк дернулся и повернулся в мою сторону. В носу нестерпимо щипало, во рту все свело. Но я зажала его и терпела, как могла, понимая, что следующий звук выдаст мое местонахождение.

Что-то знакомо вжикнуло в воздухе. Мертвый качнулся и повалился лицом вниз. Из его затылка торчала длинная тонкая стрела с белым оперением. Таких в нашей деревне ни у кого не водилось. Я услышала громкий топот шагов.

Кто-то, не скрываясь, спускался к берегу.

К покойнику подбежал воин в черном кафтане и. размахнувшись, пронзил тело длинным копьем.

— Здесь еще один, — громко крикнул он.

Не удержавшись, я все-таки опорожнила свой желудок. Звук вышел громким.

Обернувшись, воин мгновенно натянул тетиву и нацелился на меня стрелой.